автор: Jekyll Calgori
отыгрыш: With such name as “Nevermore”
2016-03-26 17:22:30

Апрель вместе со всей безысходной тяжестью отживающей своё весны упал на плечи румына латунными погонами, стоило только мужчине ступить на идеально выстриженный газон тауэрских внутренностей. Этой напускной трагичности,в сущности типичной для подобного времени года, вторило эхо реальной угрозы, о которой разве что ленивый не решился заговорить. От Чемпионата Мира по Квиддичу до падения Министерства Магии был пройден долгий путь. Путь устланный слухами, подозрениями, предательствами, поражениями и чрезмерным насилием. Путь по которому стремительно несся товарный поезд смерти, битком груженный убийцами и их жертвами, без тормозного пути мчащий до стены, в которую непременно должен был вписаться, а дальше дело за стратегами и тактиками - он разметет кирпичную кладку и замедлив бег проследует дальше или стена окажется не взятой высотой? Калгори, если честно, было плевать, но это не отнимало у него способности чувствовать  как окружающий мир, так и вязкое наслоение тревоги природного мира и мира магического. Он вдохнул полной грудью и довольно оскалился, подставляя лицо теням точенных силуэтов крепостных стен.
- Сколько ждать? - поинтересовался Джек опускаясь на газон и наклоняя голову в сторону вороньего пятака. Зловещие птицы, на крыльях которых и держалась Британская Империя расхаживали по Тауэрскому лугу вперед-назад, словно могли испытывать волнительное ожидание от грядущего и лишь дразняще вторили: "Ждать, ждать". Джекилл усмехнулся и опустил ладони на колени, подобно тибетскому монаху. События этой ночи всё явственней казались ему сновидением, напичканным до отказа детализацией и способным похвастаться извращенной логикой. Однако, в отравленном историей воздухе, который с каждым новым вдохом Калгори потреблял все более и более апатично, нерешительно замерла фатальность происходящего. Вершащая судьбы дама переступала с ноги на ногу, стесняясь войти, но это не означало, что отказывается явиться вовсе. Как и любая кокетка она набивала себе цену и хотела, что бы её величественной красотой насладилось как можно больше людей. Румын усмехнулся, открывая глаза и лег на спину, упирая темный взгляд в лишенное звезд небо.
- Ждать, - вторит он вороньему говору и смеется той превратности, что подкинула судьба в этот раз. Три важных маркера, три великие веки, исказившие сознание магического Лондона отгремели пушечным залпом и порох осел на воротничках причастных и осужденных. Навязчивое пророчество таяло на глазах - обернись лицом к прошлому и ты поймешь, что почти всё уже успело сбыться и остается лишь маленький шаг за черту. Но его не выполнить в одиночестве.
Удар.
Старая привычка, от которой никто так и не смог отказаться - часы всё так же отбивают полночь, разрезая время и сжирая возможностью вернуться обратно и этот звон вибрацией отдает в каждой живой душе на ярды вокруг потому, что все они часть временное потока умело расставленная на запланированном Мерлином отрезке. А тот безумец доверил им сомнительную рокировку. Румын никогда не думал обо всём этом в должном ключе, почитая пророков сумасшедшими, нежели гениями и хоть безумие его пленило, их он старался обходить стороной, словно прокаженных куртизанок в доках старого доброго Лондона. Выплевывая из своих ртов слова о будущем, они раздевали его и крали интригующую пикантность неизвестного - единственное, из-за чего стоило ждать его наступления. Шарлатаны и разносчики скверны - вот, какого высокого мнения был доктор о пророках. Однако, сегодняшний день рушил его идеально собраный десяток лет назад кубик-рубик реальности. Птицы нервно вскинули крылья, неспособные поднять их в небо, и тем самым оповестили мага о появлении недостающих пешек.
- Чаааарльз Уизли! Как я вас рад видеть! Не узнаете? - протянул он имя мужчины, которого не узнал в завязавшейся в Министерстве перепалке, приподнимаясь на локтях. Губы растянулись в радушном - по мнению самого румына - оскале и на щеке розой расцвела фантомная боль исцеленной раны. Джекилл помнил, как через боль бросался в Фоули острыми словами и как горела в тот момент разорванная щека. О, мистер Уизли уже никогда не останется для Калгори неопознанной персоной. Румын перевел взгляд на его компаньонку и улыбнулся шире, чувствуя, как в груди рождается непередаваемый задор. Отмечая, как волшебница кинулась к потерявшему сознание бифитору, мужчина закатил глаза уже откровенно не сдерживая смеха, - Госпожа Морган, не утруждайте себя - охранник не мертв и палочка вам не поможет. И даже я тут не при чём. Об этом старик, как я понимаю, никого не предупредил, да?
Он был наглым, но осторожности не терял. Чувствуя замешательство членов Ордена волшебник любезно предоставил им ровно ту часть разгадки, которой сам располагал, однако говорить о прячущейся в кармане Лейле, как и возможности получить физические увечия, посчитал лишним. Хищно щурясь Джек смотрел, как парочка приближается к нему и даже присел, в предвкушении развития событий. Часовой бой прекратился, отмерив двенадцать залпов, и что-то изменилось в действительности ровно с последним ударом - Калгори был готов поклясться, что отчетливо расслышал щелчок тригера за собственной спиной и от того вскочил на ноги, словно ошпаренный. Оглядываясь по сторонам мужчина искал ответ, только бестолку. Кто-то бросил камень и по воде пошли круги, но стоило ненадолго отвернуться и зеркальная гладь успокаивалась. Всё замерло, вернувшись на прежние места и только камень уже не грелся о теплую ладонь.
- По-хорошему, посадить бы вас в один из здешних подвалов, - пробормотал доктор переводя взгляд с местной пасторали на волшебников и чуть накренил голову вбок, сияя неподдельным довольством и наигранным разочарованием - только вот пташки против. Что делать будем, коллеги?

автор: Denise Moreau
эпизод: но цель моя - химера
2016-04-10 22:27:47

- Прости, но я не Николас Флемель, быть может, стоит обратиться к нему? - девушка саркастично поднимает бровь вверх, тараща свои большие глазища на волшебника. Конечно же она знает, что не стоит злить Пиритса, она как никто другой осведомлена, на что способен мужчина. Но, к счастью, в ней не так уж и много мяса, а обгладывать кости еще тот кошмар для гурмана. Хотя, кто ей сказал, что заткнуть мерзкую погань можно лишь хорошенько прожевав её с чесночным соусом вприкуску? Чтобы заставить человека замолчать вполне достаточно его отравить или пустить под рёбра нож. Дениз перевела взгляд на опустевший бокал и сменила гнев на милость. Да, играть на нервах у каннибала было сомнительным занятием, однако, вы и её поймите правильно. Маги веками корпели над идеей создания жизни и разума и полноценная химера совершенно точно не была ерундой! Или как он там выразился? Черти что?!
- Не думаю, что можно умереть лишь от того, что ты не снизойдешь до кормления и отцовские инстинкты тут не нужны, - француженка нахмурила брови, словно ей подсунули не шуточный памфлет, отражающий всё гениальность сочинителя, а серьёзную формулу, в которой была допущена досадная, но невидимая привычному взгляду ошибка. Но долго думать не пришлось, или же всё дело в том, что ведьма чувствовала острую необходимость успеть заговорить прежде Рунара, от которого раздражением несло похлеще чем от помоями от выгребной ямы. Поставив бокал на стол, она ухватилась ладонями за гребень стула и подалась вперёд, решая брать эту крепость честностью, - мне нужна кровь  старого единорога, который помнил прикосновение Мерлина. К сожалению, эти твари успешно вымирают, и долгожителей среди них нет. Но я знаю, что в Отделе Тайн храниться пузырёк с нужной мне кровью и знаю, что ты, как никто другой, сможешь туда проникнуть и взять её. Пожалуйста...
Ведьма резко подскочила и метнулась к Пожирателю, осмелившись попытаться заглянуть ему в глаза. Несмотря на свой высокий рост, мужчина был выше и смотреть приходилось снизу вверх, что придавало положению Моро большей ничтожности, только девчонке на это было плевать - если понадобится, она и на колени перед ним опустится, не убудет. Лишь бы помог, лишь бы сделал то, о чем она просит.
- Пожалуйста, - повторила ведьма более уверенно, острожно и непривычно мягко ухватив рукав его изумрудной мантии. Да и во взгляде Дениз не было больше раздражения или злобы. Она пыталась воззвать в чему-то крошечному, человеческому, оставшемуся где-то далеко-далеко, за тяжелым занавесом сознания норвежца. Он может её оттолкнуть, может залепить пощечину, может рассмеяться в лицо. Пускай, волшебница и это проглотит. Пусть только сделает то, о чем она просит, а остальное - да покатись всё это остальное к Амбридж в гардероб! Фантен учил её на собственном примере, что цель оправдывает средства. В её сердце всё еще клокотала жгучая ненависть к наставнику, но девушка не могла признать, что урод оказался прав и она ничем его не лучше, - достань мне эту кровь и не говори Селестену ни слова: ни о просьбе, ни о разговоре. Я знаю, ты его и без того не жалуешь, но этот...bâtard...Не должен ничего знать. Сделай и проси о чем угодно. Хоть о филосовском камне. Если она выживет - Рунар, я в лепёшку разобьюсь, но добуду для тебя то, что нужно.
Высокие ставки, девочка, высокие! Дениз не знает, что может попросить Пожиратель, но прекрасно понимает, что добром это не закончиться. Ну и пусть. Плевать. Лишь бы жила.

автор: Runar Pyrites
эпизод: Sic semper tyrannis
2016-05-02 07:31:33

Кроваво-красная жидкость медленно стекала по бледной коже, то тут, то там, изъеденной рытвинами. В отличии от Джекилла, который предоставлял врагу Великую Возможность освобождения уже на первых секундах неминуемого конца, Рунар предпочитал окружать себя десятками, нет, сотнями стонущими и просящими о смерти. Только он решал кому умереть, а кому продолжать биться в агонии, принимая секунды за часы, и уличая время в подтасовке карт. И этому обветренному лицу с толстой кожей, усыпанной порами с кратер Луны, Пиритс не хотел выказывать свою милость. А поэтому предоставил выбитому глазному яблоку Белым Наливом катиться подобру-поздорову. 
Любовь, толкнувшая мужчину на столь сюрреалистическую и эпатажную месть, умерла, уступив места другому чувству - ненависти. Она, по мнению самого Рунара, была бессмертна и не оставила бы его даже после перехода в другой мир. Поборники добра, наверняка, поголовно стали бы превозносить силу любви, отрицая возможности её оборотной стороны. На все эти пересуды норвежцу было глубоко плевать. Единственное, что он знал наверняка - ненависть помогает ему жить вот уже почти сорок лет.
Это ненависть, бурлящая, живая сейчас направляет палочку на врага, который вчера ещё был мнимым другом. Это ненависть его губами шепчет заклятие, ставшее фатальным для ещё одного неудачливого мага. Это ненависть, зародившаяся в нём многие годы назад, давно перестала вести счёт всем убиенным. Ненависть дала ему ощущение власти над миром. А что сделала для него любовь? Превратила в слабого и зависимого, трепещущего над одной единственной душой, готового положить к ногам всё, лишь бы угол разворота нежно-розовых домашних туфель походил на улыбку, а не на недовольную гримасу. Что сделала для него любовь? Подарила надежду, обласкала лучами счастья, а потом отняла всё, в очередной раз убедив, что ничего в этом мире, кроме ненависти, уже не сможет ему помочь. И Рунар после падения очередного противника обещает, что вместе с ненавистью найдет ту, что поглотила его натуру, обелив её насколько позволяла ситуация. Найдёт и на этот раз будет держать ухо востро.
Мне бы только немного времени! Немного времени, чтобы найти, прижать к себе, убедиться, что жизнь ещё теплится в теле. Впервые, я ощущаю тот же ужас, что и все родственники моих жертв, которым я по традиции отсылаю самую памятную часть тела их детей, жен, мужей, сестёр или братьев. Мир рушится на глазах, но я не могу напеть ему чудесную сказку об исправлении в обмен на её спасение. Как бы я не хотел, для меня в этой жизни всё уже кончено.
Краем глаза Пожиратель замечает, как Калгори валится на мокрую, впитавшую слишком много крови, землю. Победы опьянили его, удачная шутка заставила поверить в свои силы и досрочно окрестила победителем. Но исход битвы не решен до тех пор, пока каждая голова, кроме их собственных, не будет валяться отдельно от хозяйского тела.
Пиритс удачно парирует атаки тех, кто всё же решил прибежать на крики своих товарищей и делая выпад вперёд выпускает из палочки огненную стену, отрезавшую двух волшебников от остальных. Высокий светловолосый мужчина протягивает руку магу, который немигающим взором ласкает небо. Лирика момента понятна Рунару, однако, времени для перекура у них практически нет. Приспешники Лорда начинают подтягиваться, грозя задавить не умением, а массой, вытянуть всю силу и энергию. И если Джек продолжит свои солнечные ванны, то это им непременно удастся.
- Оставляешь всё веселье мне? А как же разделить по-братски? Ты будешь валяться или мы перережем этих подонков до того, как моя дама сердца начнёт волноваться? Она у меня ждать не любит. Ещё чего доброго решит, что я не буду её спасать.
Магия огня медленно начинает испаряться. Магия стихий отнимает слишком много энергии, а Пожиратель не может позволить себе расходовать её так бездумно. Он уже дал Джеку достаточно времени, чтобы насладиться моментом. И искренни верил, что этого хватит, чтобы тот мог собраться и взять себя в руки.
- Даже таким уродам, как мы, есть за кого вести эту Войну, - завеса падает, являя двум магам огромную разъяренную толпу, готовую разорвать чужаков на куски. Они бегут, спотыкаясь о тела и головы своих товарищей,  веря, что смогут задавить двух самоубийц, решивших встретить Старуху таким интересным способом. Но они ещё не знают самого главного. Того, что секунду спустя Рунар ещё раз повторит, но уже шепотом, принимая наравне с ненавистью ещё одно чувство, которое раньше виделось только лишь слабостью.
- Даже таким уродам, как мы, есть кого любить и к кому возвращаться. Даже таким уродам, как мы.

автор: Evelyn Rainsworth
эпизод: this world is unforgiving
2016-05-11 20:01:01

Перед лицом боли нет героев.

Интересная вещь - боль. Ощущая её ты думаешь лишь о том, как бы убежать от неё как можно дальше - как бы закопаться под землю, забиться в самый дальний угол, туда, куда не доберутся до нежной кожи заржавелые зубчатые лезвия. Где не надорвётся от бесполезного крика хрипящая глотка. Где в мире есть ещё хоть что-то, кроме боли, жалости к себе и желания вырваться из сковывающих кандалов. Что угодно, где угодно, как угодно. Она готова была на всё, чтобы это прекратилось. Изорванная в клочья собственных чувств - поражённая тем, что человеческое тело может чувствовать так много и не умереть. Утопающая в осознании того, что ей ещё придётся пережить. Струпьяру было плевать, что знала маленькая девочка, у которой ещё хватало сил биться в конвульсиях и плакать. И не было никакой волшебной ниточки, за которую можно было бы дёрнуть, чтобы это прекратилось. Потому что, и она видела это в его глазах, ощущала в его грубых прикосновениях властолюбивых рук, ему просто нравилось причинять боль. И он хотел, чтобы она рыдала, чтобы молила, и чувствовала себя беспомощной.

А она, дурочка,только и могла что подчиняться его воле. Только и могла что делать то, что он от неё хотел, потому что, в общем-то, больше она ничего и не умела. Танцуй, дурочка, когда больше ничего не остаётся. Танцуй, гремя ржавыми кандалами, сжимающими исполосованные руки, выворачивающими дрожащие плечи. Тошнотворное дыхание не достигала ноздрей - в них не проникало больше ничего, кроме запаха собственной крови. Почему она ещё была в сознании? Почему не могла просто упасть в темноту - и не важно, что будет дальше. Лишь бы не чувствовать того, как алыми лентами лезвие вспарывает её кожу, лишь бы не ощущать больше прикосновения рук на собственном теле и не слышать собственного крика, наполняющего иссыхающими слезами рот. И ей было плевать, что будет дальше. Плевать, что произойдёт с остальными. Она бы подписала сотню непреложных обетов, пусть даже сжигать бесчисленные селения магглов. Потому что не знала она - и ей никто не поспешил доложить - что порой за борьбу стоит платить вот такую вот цену.

И никаким словам, пожалуй, этого было не передать. Слова умели давать вещам форму, значение, и даже вдыхать в них новую жизнь. Они могли обрекать в форму переживания целых народов, тонко обводить трафарет человеческой мысли. И только для боли, для боли слова были совершенно бесполезны.

И другой человек ворвался в палатку. Эвелин едва заметила его, роняя голову на бугрящуюся рваными ранами грудь от бессилия. Люди, способные на невероятные, прекрасные вещи, не оставляли на ней ничего, кроме шрамов. Вскоре и на её теле, казалось бы, не останется ни одного участка кожи, не окрашенного в мраморно-белый. Скоро она не сможет различить ни единой души, кроме чёрной, как пианино. Её передавали из руки в руку - да вот только разницы Рейнсворт уже не видела. Что толку, чья это рука? Та, что не позволила ей бежать и перекрыла дыхание, схватив за шиворот. Та, что прожгла ей кожу на горле раскалённым хлыстом. Или же та, что рисовала на ней узоры как пером по бумаге. А может быть, чья-то совершенно новая рука, что тоже причинит ей боль? Что снова заставит её забыть о том, что когда-то она могла улыбаться, что когда-то в её жизни было больше, чем просто страх, и что были ещё люди, которые не были чудовищами. Она не смотрела в глаза человеку, на которого упало её потяжелевшее в разы тело. Она даже не хотела больше жить.

Холодный ветер ворвался в горло. Босые, дрожащие от слабости и боли, ноги, утопали в обжигающем холодом снегу. Один лишь слабый, странный голос, повелевающий подчиняться, всё ещё шептал в подсознании. Такой слабый и хрупкий - словно бы огонёк спички против зимнего шторма, он пытался перекричать безумие под коркой мозга. Иди пока можешь идти. Она больше не могла, но её никто не спрашивал. Сильная рука тянула куда-то вперёд, она готова была вырвать плечо, оторвав безвольную конечность, в целенаправленном рывке. И снова по кругу, и снова от человека к человеку. К чему эта смена локации? К чему этот новый мучитель? С ней уже провела вечер садистка. Провёл и насильник. А кто же был он? Чего он хотел? Гнев, открывающий залитые кровью глаза, поднял свою массивную голову, реагируя на несколько минут отсутствия новой, агонизирующей боли. Гнев, готовящий её к единственному, чего Эви ещё желала - к манящей, прекрасной, пахнущей терпкими финиками смерти. Единственного места, куда она ещё могла убежать.

- Скажи мне, я похожа на волшебную палочку? - Прохрипела она, безвольно рухнув в снег, словно бы на мягкую перину. Она не знала, почему они остановились, и, в общем-то, ей было совершенно наплевать. Эвелин обнимала собственные плечи, окрашивая снег в красный от смывающейся со свежих ран крови. Жар разворошённых ран сталкивался с холодом снега, и Эви больше даже не дрожала, поднимая лицо. - Похожа ли на стакан на полке? - Фенрир был таким высоким, что закрывал собою небо. Рейнсворт была такой маленькой, что не понимала, как нависший на плечи вес ещё не раздавил её, словно жужжащего комара. И она ненавидела всех, кто заставил её это почувствовать. Ненавидела каждого, кто позволил себе посчитать, что он чем-то был лучше её, что они имеют право распоряжаться чужими жизнями, чужим персональным адом, как им было нужно.

- Я человек, - её подбородок дрожал, словно бы предчувствуя всю ту боль, что на неё ещё не обрушилась. Иссохшая, в прилипающей клочьями исполосованной одежде, сжимающаяся в комок, словно бы надеясь на то, что её засыпет снегом, она была готова принять всё, что ей головы были предложить. И потому сейчас, именно сейчас, она чувствовала, что ей было плевать, слушают её или нет. Долго, слишком уж долго длились эти сутки. И пора им прекратиться. - Не вещь, которую можно сломать. Не предмет, который можно просто пустить по рукам. И даже не чужая рукопись, которую можно исписать своими чернилами. - Она вскинула голову ещё выше, обнажая изуродованную ожогами шею. "Ну же, чего же ты ждёшь? Прошу тебя, пожалуйста, быстрее..." - И я больше даже не собираюсь ими быть... - Именно в этот самый момент, смотря в небо, роняющее слезами хлопья снега на лицо, она чувствовала время, смотряшее ей вслед. Оно разочарованно покачивало головой в память девочке, которая больше не находила в себе сил жить вопреки.

автор: Alice Malfoy de Fantin
эпизод: reservoir foxes
2016-05-27 12:34:23

- Алиса, ты ведь понимаешь, что нужно решать сейчас, - девушка поежилась, нервно поведя плечом, и отвернулась. Монотонный серый шум сбившейся радио-волны сливался с шорохами дождя зарядившего с самого утра и не собирающегося сойти на нет даже к полуночи. Эрик шумно выдохнул, в очередной раз ударив ладонями по рулю и нервно улыбнулся - неловкая атмосфера повисла в машине и с каждой новой секундой было всё сложнее и сложнее её игнорировать, однако и искоренить не получалось, сколько бы они не пытались. Сначала она неудачно пошутила, хотя, рыжей шутка показалась вполне себе уместной, только мужчина воспринял её в штыки, потом он стал сыпать очевидным советами и, если честно, Лефевр была ему за них очень признательна. Если говорить на чистоту, то больше всего она боялась, что друг детства впадет в беспочвенный героизм и отважится делать ненужные предложения, которые по вкусу любой дешевой романтической комедии. Девушка прикусила большой палец, локтем упираясь в стекло, и лишь поморщилась дернувшись.
- Не грызи, - разумеется он бы её не ударил и даже не хлопнул, таков уж был и это хорошо. Кейли Сарк вообще голос срывала, пытаясь достучаться до непутевой подруги, которая дальше собственного носа ничего не видела, ведь иначе стала бы она так сильно убиваться по этому придурку, совершенно точно не понимающему, что хочет от этой жизни, когда рядом есть такой замечательный джентельмен? Бедняжка Сарк места себе не находила, стараясь доказать подруге, что Эрик это самый лучший вариант из всех, что когда-либо подвернется ей в жизни и что любая на её месте просто мечтала бы, чтобы тот обратил на неё внимание, а Алиса так по-хамски делает вид, словно ничего такого не происходит. Проблема была в том, что француженке ровным счетом не было никакого никакого дела до всего этого. Она считала себя самодостаточной, способной построить своё долго и счастливо без вмешательства мужчины, без которых якобы такие робкие дурочки ничего не могут. Может, всё она может, только как же до обидного больно, что ей и это не нужно. Без взбалмошного мальчишки с ветром в голове ничерта ей не нужно вот и получается, что рыжая всё ходит и ходит по замкнутому порочному кругу так и не в силах понять, что же ей на самом деле нужно. Девушка невольно опустила ладонь на живот и Эрик не мог этого проигнорировать. Всё-то он замечал, в отличие от некоторых.
- Не замерзла? Давай я включу печку, - Алиса отрицательно мотнула головой, что вынудило мужчину в очередной раз стукнуть ладонями по рулю. Его раздражает то, что разговор не клеится, что все его попытки ведут в никуда и то, что необходимость верного предложения ощущается разве что не кожей. Это и раздражает и подстегивает одновременно. И вспылить хочется и в руках себя держать надобно, да, Эрик? Получается, у него тоже свой круг. У всех у них свои окружности, которые прервать сил нет, вот и мучаются они, бедные. Бедные люди с обветшалыми душонками и мелочными желаниями, за которые они цепляются, как за последнюю банку тушенки во времена военных обстрелов, - слушай, я пожалуй пойду... Ну куда же ты идешь-то?!
Мужчина включает дальний свет, осветив сбившемуся пешеходу дорогу. С самого утра в столице льет как из ведра и тротуары разве что не по щиколотку погружены под воду, а Темза та и вовсе поднялась на добрый дюймов двадцать, если не больше. Да и видимость ни к черту из-за этого дождевого покрывала, а еще и поздний час и тусклый свет газовых фонарей - когда-нибудь их заменят на что-то более приличное и эффективное, только сейчас от этих обещаний никакого толку - не сложно угодить в лужу по-глубже, а потом проклинать всё почему зря. Смешно, но как мало нужно было для того, чтобы избежать этой западни? Включенный дальний свет - вполне достаточно, сущий пустяк, но разве это пришло хоть кому-то в голову? Алис огляделась по сторонам, отмечая, что ни они единственные остались в припаркованной у обочины машине, только лишь Эрик потянулся к выключателю и этот незначительный, казалось бы, факт неожиданно стал слишком ярким акцентом в портрете его характера. Девушка перевела удивленный взгляд и в награду была удостоена неловкой нервной улыбки.
- Кто-то ведь должен освещать дорогу, да? Слушай, мне кажется ты замерзла, я схожу за кофе, идет? Или лучше чай, да? - Рыжая улыбнулась, кивая и такой простой жест заставил мужчину засиять, переполняясь довольства. Он словно окрыленный выскочил из машины, стараясь не хлопать дверью и вприпрыжку поспешил до кофейни, прикрываясь от дождя курткой. Алиса долго смотрела вслед, но совершено точно не видела происходящего. Селестен никогда бы не включил фары, это она знала так же ясно, как и своё имя. Но так ли это было важно? Девушка перевела взгляд на случайного прохожего, выпавшего из светового пятна и неловко подвернувшего ногу. Вот оно что.
Поразительно, как обычные и, вроде бы, незначительные мелочи, могут переполняться смыслом, когда ты стоишь на пороге важного решения и не знаешь, в какую сторону двинуться? Нужен ли был молодой Лефевр яркий свет, остерегающий от неприятностей? Нужна ли ей была вечная опека, докучающая своей назойливостью и лишавшая уверенности в том, что она сама знает, что ей нужно и чего она хочет? Девушка потянулась к приемнику и тот, словно по мановению волшебной палочки, заиграл, а из динамиков с хрипом полилась знакомая мелодия и грустный женский голос меланхолично изрёк:
And then our ties will break,
For your and my own sake,
Just remember,
This is what you chose
Их песня. Это, черт возьми их песня. Та самая, что играла на танцах, когда он впервые её пригласил. Как они смеялись в тот день, как остроумно шутили, что если это серьезно, то они станут первой парочкой, чья история началась с песни про расставание! И вот она снова, вот она опять врывается в жизнь Лефевр, сметая все доводы рассудка, словно испорченный черновик, совершенно не важный для судьбы оригинала. Рыжая смеется, а на глазах проступают слезы, впервые за долгое время ей удается выдавить из себя хоть каплю истинных эмоций, хоть и через плен истерии. Она нежно водит ладонью по животу, где мирно спит их ребенок. Девочка или мальчик, а может быть сразу двойня - никто не возьмется сказать, срок еще слишком маленький для таких прогнозов.
Just remember,
This is what you chose
- Тише, тише, - успокаивает она не столько дитя, сколько саму себя и открывает дверцу, выходя на улицу. На той стороне она встречает взглядом ошеломленного Эрика с двумя картонными стаканчиками и под курткой, наброшенной на голову, он кажется чертовски милым и трогательным. Таким, каким и положенно быть принцам.
- Извини! - кричит она через проезжую часть и неловко улыбается, разводя руками. Слезы на щеках смешались с дождем, стали частью полуночного Лондона, одетого в белый камень. В конце концов, свет ведь исходит не только от фонарей. И лисица закутывается в плащ, поднимая воротник свитера, и спешит домой для того, чтобы набрать его номер. Тот, который после долгих гудков запомнила наизусть и разложила на терции.
Дома она бросает кеды у входа и мчится к телефонному аппарату, оставляя после себя мокрые следы и снося по дороге стойку для зонтиков.
Сесть на край стола, поднести трубку к уху, прокрутить диск старенького аппарата до характерных щелчков и каждый раз умирать и возрождаться, когда гудок будет сменять предыдущий.
Лондон замер в ожидании и, кажется, даже дождь остановился, затаил дыхание и вот-вот наберется наглости открыть оконце её крохотной квартирки что бы спросить - ну как, не отвечает? Оживленные магистрали вымерли, глазницы веселых пабов опустели и на остановках уже не сыскать запоздалых горожан. Лениво едут алые автобусы по узким улочкам, то и дело мигают неисправные фонари а из окон квартир доносятся редкое эхо споров и бытовых драм.
Алиса прижимает аппарат к груди и закрывает глаза.
- Здравствуй, - там тишина, но она одна из тех, что крайне вкрадчиво следит за тобой, впитывая каждую нотку, искаженную расстоянием, - у меня для тебя есть новости и они довольно паршивы, Селестен, но... Наверное, тебе понравятся. Слушай...

автор: Evelyn Rainsworth
отыгрыш: this world is unforgiving
2016-06-04 18:13:59

You must've made some kind of mistake
I asked for death, but instead I'm awake
The devil told me "No room for cheats"
I thought I sold my soul, but he kept the receipt

Тело невольно вздронуло от грубого прикосновения. Фенрир встряхнул её уверенно и сильно, и Рейнсворт была практически уверена, что он этим движением выбьет ей плечо. "Да не всё ли равно?" Вновь вторили истерзанные мысли, прямо как те самые долгие часы назад, когда она сидела на стуле в подвалах Белатриссы, поливая скрипящее дерево собственной кровью. Она не знала, что именно стоящему перед ней было нужно, да и не представляла, чего он добивался. Лишь бы смерть пришла быстро - лишь бы больше ей не пришлось думать об этом. Пускай смерть придёт тогда, когда крику больше не придётся продираться сквозь избитые губы, когда пальцам больше не придётся сжиматься, впиваясь ногтями в ладони до крови. Пусть хоть от этого человека, да от кого угодно. Она не знала, почему он тащил её за собой, рискуя рывками порвать и без того изрезанные мышцы, но надеялась, что терпеть её осталось не долго.

В его глазах не было ответа. Снег падал на измалёванное грязью и кровью до неузнаваемости лицо, размывая взор. И даже так, даже взглядываясь изо всех сил в то, что могло бы быть последней картиной, что она увидит в жизни, Эвелин не видела ничего. Ни ярости, воспылавшей в жестах Беллатриссы. Ни похоти, пронзающей насквозь прикосновения Скабиора. Ни жалости, ни доброты, ни даже желания помочь. Она смотрела в глаза, что могли бы вполне быть выкованы из бронзы, и не понимала, почему он это делает. Не понимала, сделает ли он своими огромными руками то единственное, что она от него ещё хотела. Пускай ей было холодно. Скоро онемевшие, посиневшие ступни не будут иметь никакого значения. Плевать на слабость, сковывающую тело сильнее кандалов, из-за которой тяжело было даже дышать. Она практически ничего не слышала. Практически уже ничего не видела. Она могла лишь безмолвно желать, закрывая замерзающие веки. "Пожалуйста, пусть это будет сейчас. Пожалуйста." Впервые за такое долгое время она чувствовала себя человеком, и именно человеком ей сейчас и хотелось бы погибнуть.

Что-то упало на искорежённые ноги. Такое тяжелое, что на мгновение показалось, что это было её собственное тело. Была ли это она - смерть? Пришла ли она по окровавленным следам, скрывалась ли за покрытыми снегом елями? Эвелин не заметила, как улыбнулась, встречая её как старого друга. Эхо отчаянного мира наполняло лёгкие ядовитой солью, и ей показалось, что всё вокруг сжалось в комок испуганным щенком. Она принимала смерть от войны, созданной сознаниями людей. Она хотела бежать от жизни, превращённой в чистилище деяниями людей. И надежда это всё, что у неё оставалось - у девочки, что не знала ничего, кроме страха. Именно надежду отодрали от её груди вместе в признаниями, которые никому уже не были даже интересны. Неужели кто-то ещё мог убедить её в том, что ей ещё было куда идти? Неужели хоть где-то в этом мире осталось хоть что-нибудь, кроме всепоглощающего страха? В этом мире, который они сами и создали.

- Нет, - хрип сливался со звуком отдаляющихся шагов. Контраст тяжелоё шкуры на белом снегу ослепил залитые кровью глаза, и она обернулась, смотря на отдаляющуюся фигуру. Рейнсворт была жива - она приблизилась к смерти настолько близко, что могла бы прикоснуться к её уродливому лику, но не достаточно, чтобы та могла прикоснуться к ней. После всего пути, после всех грубых рук, после всех мыслей, раздирающих душу и слёз, которые Эвелин больше не могла выплакать, Сивый оставил ей жизнь. И это было худшее из всего, что её пришлось пережить. - Не делай этого, пожалуйста... - сила оставляла её, и едва ли её таинственный спаситель ещё мог её слышать. Смерть была простой, лёгкой, безболезненной. Жизнь же была беспощадной, кровожадной, жестокой. Она должна была идти, таща за собой потяжелевшее тело. Должна была сжимать зубы, искать средство перемещения. Бежать, терпеть, бороться - за что же её снова на это обрекали? - Не делай этого со мной... - Но его больше не было рядом. Она снова была одна, утопающая в тишине зимнего леса как в сворачивающемся вокруг неё снегу. Но одно можно было сказать с уверенностью - эта жестокая погоня не закончится до тех пор, пока она не умрёт. А значит, ей снова придётся подняться на ноги. И ей снова придётся бежать... И где-то в глубине своей молящей об отдыхе душе, она нашла в себе желание жить.

автор: Solange Zabini
отыгрыш: Pubs and dungeons
2016-06-20 18:09:42

“Дьявольский глаз” мог бы быть именем Соланж, родись она индейцем - углядевшая коварство и подвох в утренней улыбке мужа и том, как он с особой тщательностью повязывал галстук у зеркала, она действительно заслуживала это почетное звание. После заключения пакта о ненападении (точнее, ограничении нападений), ее с  Жеромом брак напоминал неспешную прогулку по озеру на лодке. При этом, правда, лодка периодически переворачивалась и кто-то из них начинал тонуть, либо легкий бриз сменялся ураганным ветром, а издали отчетливо слышался топот всадников Апокалипсиса, но в целом семейная жизнь была вполне безоблачной. И даже подозревать благоверного в том, что он собирается так тщательно не по делам, а срывать цветы порока, Забини как-то не хотелось, но факты были налицо - вместе с дорогим парфюмом Жером пах интригой. Или интрижкой? Письмо, выглядывавшее из кармана его пиджака, выглядело очень подозрительно и издевательски благоухало, когда де ла Рош откланялся до вечера, что давало мадам Забини полное право тихонько его спереть во время прощальных объятий. Записочка была немногословна - “Кабанья голова, сегодня, ждите”.
Первым делом Соланж расстроилась, вторым - отзавтракала мартини с двумя оливками и потребовала приготовить свою широкополую шляпу - еще под влиянием первого мужа она прониклась любовью к головным уборам, бизнес Кальпернии же и скидка в 50% в ее бутике это увлечение лишь катализировало. Скрываясь под полами шляпы, мадам Забини трансгрессировала к Мерлином забытой забегаловке и приготовилась к худшему.
“По крайней мере, это не отель “Four magic seasons”, - попыталась успокоить себя Соланж, ожидая встретить Жерома в объятиях роскошной белокурой польки с шестым размером груди - почему-то именно так она представляла себе ту, с которой ее муж мог светски развлекаться. Место, однако, к рандеву не располагало, начиная от мрачно жующей за изгородью возле входа в Голову козы весьма плотоядного вида до запаха отнюдь не фиалок в самой таверне. Прикрыв нос кружевным надушенным платком, Соланж все же села за столик поодаль и огляделась по сторонам - следов Жерома видно не было, пышных полек также не наблюдалось, зато в центре зала разворачивалась любопытная сцена из двух участников - миловидной официантки и господина, у которого возникли проблемы в отношениях с гравитацией. Все бы ничего, и мадам Забини была готова даже подать официантке платок помощи, пока не заметила у нее на руке любимое кольцо Жерома. Левый глаз Соланж предупреждающе дернулся.
- Мсье, у меня с этой юной леди намечается серьезный разговор, вы не были бы так любезны с нее слезть? Я украду ее буквально на пару секунд и верну. Возможно, правда, в слегка неполной комплектации, - пообещала Соланж, выдергивая Эвелин из-под посетителя. Указав на стул напротив своего, женщина уселась с видом капитана полиции и строго посмотрела на Рейнсворт.
- Я задам тебе всего один вопрос, и от твоего ответа будет зависеть, потребуется ли тебе больничный лист и искусственный глаз. Откуда у тебя это кольцо и где сейчас его владелец?

автор: Jekyll Calgori
эпизод: Безумие или Смерть
2016-07-07 20:54:22

- Хороший выбор, - не без удивления подметил Калгори, поднимая палочку и подзывая к себе графин с практически черной жидкостью. Скромные отблески света подбрасывали в нее рубиновые всполохи и пленяли взгляд, но доктор давно перестал смотреть на оборки эстетики. Вытащив из стола бокал, который когда-то давным давно один из рода Калгори назвал хрустальным кубком, он плеснул себе вина, стараясь больше на гостя не смотреть. Джеку не раз ставили в укор чрезмерно тяжелый взгляд и что-то мужчине подсказывало, что это не лучший способ позволить гостю расслабиться. Пусть делает что хочет, как хочет и сколько того пожелает - румын даже не заикнется его одернуть, ведь крайне глупо ставить на место человека, которому совсем недавно ты ставил на место селезенку, трясясь над его жизнью, словно над последним галлеоном. Взболтав вино в бокале и отметив знакомые душе переливы, мужчина пожал плечами, концентрируя все внимание на дне бокала, - но лично я предпочитаю исправно кормить свои тени, иначе они категорически отбиваются от рук и начинают лезть в дела сторонних лиц. Ваше здоровье, господин Эйвери
Смаковать алкоголь Джекилл не столько не любил, сколько не умел, посему осушил бокал в одно мгновение, поспешив обновить. Бросив на гостя небрежный взгляд он указал на кресло или то, что могло стать креслом, приглашая присесть. Говоря на чистоту, румын уже смутно воспринимал действительность, не разбирая столь незначительные визуальные детали и отдаваясь тускнеющим ощущениям. Прислушивался к сердцебиению, вдыхал вековой флер промозглой сырости, в которой находил уют. Холод, между прочим, благоприятно сказывается на организме, замедляя старения, если разумно его применять, разумеется. Откинувшись на спинку кресла, мужчина прикрыл глаза и уложил руки на резные пыльные ручки. Голос поддавался с трудом, он хрипел больше, чем звучал, приходилось делать паузы.
- Я распорядился и Гилберт спешит готовить ванную. Не думаю, что она будет вам лишней, - мужчина усмехнулся, ощутив себя на мгновение курицей наседкой, в чем частенько обвинял собственную матушку, пока та окончательно не охладела к отпрыску после потери мужа. Раньше она так и поступала: настоятельно рекомендовала делать то, что уже определила для себя важным. Сыночек отказался, принебрег советом? Что ж, повторит еще раз, спустя какое-то время. Как бы невзначай, ни на что не претендуя. А потом еще, и еще. Но так ведь точно лучше будет, маме ведь видней, хоть как знаешь. Соглашаться лучше было сразу. Кивнуть, бросить покорной "да", улыбнуться. Выполнять было не обязательно, главное проявить покладистость, а потом обязательно находились важные дела и все потом, потом. Как-нибудь. И тут уже новый совет. Нет, Джек не будет таким, сердце врача должно быть холодным,  как каменная кладка семейного склепа. Его задача - ставить больных на ноги, только и всего. Однако, после встречи с Эйвери убеждать себя в этом становилось все сложнее и сложнее, - скоро будет ужин, познакомитесь с моей семьей, поэтому, настоятельно рекомендую выпить еще. Они будут странно на вас смотреть, но не стоит обращать внимания. От вас пахнет смертью, а эту даму внесли в список нежеланных гостей после... Впрочем, не важно. Мне нравится, но дам это напугает. Покои вам выделят в северном крыле, его, кажется, еще протапливают. Прошу меня простить, давно здесь не появлялся, запамятовал.
И он выпил еще, на этот раз пытаясь пропустить букет через себя, прокатывая его от кончика языка до пят. Неплохая тренировка концентрации, только толку-то, если сердце бешено бьется и отказывается сдаваться в руки рассудку. Джекилл приоткрывает глаза, наблюдая за реакцией гостя и спешно, но более хрипло добавляет:
- Вашей спутнице уже оказан должный уход. Ревнивая дама, смею заметить.

автор: Pansy Parkinson
эпизод: Завтра наше время закончится
2016-07-19 00:16:41

Будущее было темно, настоящее зыбко, а прошлое то казалось странной фантазией, то своей сладостью сдавливало горло, окуная за него, как котенка за шкирку в воду, в горечь и тревогу. Панси не спала. Этим некого удивлять - последние дни не спал весь замок.
Проваливаясь в дрему, она  сотни раз за несколько минут умирала,возвращалась к жизни, побеждала, и вновь видела перед глазами смертоносную зеленую вспышку. Она сотни раз омывала слезами тело Роули и сотни раз целовала его, живого и счастливого, в ледяном закате Исландии. Но оброненные Веллингтон слова размазывали этот закат кровавым пятном по сознанию, словно тряпка, стирающая нарисованного мелом чертика с доски, и Паркинсон вскакивала с криком, хватаясь за сбежавший сон и оставаясь в темноте наедине со звучащим в ушах предсказанием.
Когда-то в детстве Панси заболела, тяжело, лежала в горячке, но слышала, как старая целительница сказала: “не умрет, слишком хорошенькая”. Хорошенькие не умирают - смерть искажает черты, лицо сереет, тут точно не до красоты. И Панси согласилась - раз она миленькая, то можно и выздоравливать.
Она так цепко держалась за свое положение, за дружбу с Малфоем, за статус старосты, за все то, что делает ее особенной, потому что считала, что особенные тоже не умирают. Умирают обычные, маленькие люди, но не она и не Тор - им уготовано слишком многое.
Когда она его обнимала, она хотела этого счастья навсегда. Когда она обнимала его в последнюю их встречу, ее внезапно пронзила мысль, что “навсегда” может не получиться. Какая вопиющая несправедливость - есть столько людей, не познавших ту любовь, что она чувствует, ту любовь, что делает их не отдельными людьми, а сшивает их воедино, есть столько людей, которых не ударит чужая смерть, и как же так - одному из них умереть, значит и другому - лишиться части себя? Разве честно так делать - одним ударом уничтожать двоих, одного забирать, а второго оставлять - с пустыми руками, пустой душой, пустой оболочкой бросать зачем-то здесь? “Нет, для нас что-то есть. Что-то придумано, это не может быть так просто”, - дрожа от не слушающей ее тягостной тоски, думала девушка, кутаясь в простыню.
“Ты и я - в одной плоскости, а смерть - в другой. Такие, как мы, не умирают”, - неверной рукой в записке попыталась вывести, но рука под конец дрогнула, съехала, чернила пролились, и теперь, с запачканной синим ладонью, Паркинсон кралась в комнату Тора, чтобы сказать ему об этом самой, вслух. От мантии, наброшенной поверх сорочки, то казалось слишком жарко, то, наоборот, никакого тепла, а замок в самом конце апреля все еще не прогрелся после долгой зимы. Пароль она помнила лучше, чем имя матери, но голос куда-то пропал, и она лишь поскреблась в дверь, надеясь, что Роули тоже не спит.

автор: Thorfinn Rowle
эпизод: Падает с крыш домов вечер большого дня
2016-08-03 17:38:58

Искреннее сострадание от практически чужого человека было оборотню внове. Его сестра Алия, к примеру, не стала бы так волноваться о незнакомце, в лучшем случае расщедрившись на стакан воды, а в худшем - сразу же вышвырнув, откуда пришёл. Наибольшим жестокосердием, по мнению Пожирателя Смерти, отличались магглы. Однажды, будучи в больнице, он подслушал разговор пары врачей о профессиональном цинизме, который для них был вполне естественным явлением. Девчонка, с которой Тор сегодня сражался (как бишь её, Герда?) пыталась убедить его, что волшебники ничем не лучше, и нужно терпеливее быть и к тем, и к этим, но Марианна была живым примером, что наделённые магией морально стоят на ступень выше.
- Если я помру, это будет не твоя вина, - неуклюже пошутил Финн, едва ли успокоив девушку, старавшуюся держать себя в руках. Наверняка перспектива остаться наедине с трупом её радовала ещё меньше, чем незапланированное свидание с жертвой произвола Тёмного Лорда. Марианна суетилась вокруг, чем-то напоминая беролаку его учителя Беорна, который так же приводил в порядок своего подопечного после того, как спас его из цирка. Деятельная натура мужчины протестовала, требуя освободить хрупкую девушку от обременительных обязанностей, но израсходовавшее все ресурсы тело не оставляли выбора. Роули было сложно даже голову держать ровно, точно младенцу.
- Не уверен, что смогу это вытерпеть снова, - с неохотой признался мужчина, чуть не грохнувшись в обморок после того, как заклинание справило сломанные кости. Он был уже на той границе, после которой пациент забывает о гордости, не позволяющей скулить и стонать, - я не инфернал. Говорят, бог моих предков, Один мог дать своим дружинникам-берсеркам способность не чувствовать ран, правда, насколько я помню, боль все равно возвращалась после битвы, - ему нельзя было замолкать. Нужно было нести любую чушь, лишь бы не отключиться.
- Так намного лучше, - выдохнул Тор, когда магия шёлковой лентой скользнула внутрь, окутывая прохладой повреждённую плоть. Он снова попробовал, сжав зубы, вытащить камень, всё ещё раскалённый по воле Волдеморта, - и всё-таки недостаточно, -  боль вернулась, как ни в чём не бывало. Заклинание давало лишь временный отдых. "Кто бы подумал, что здешние хозяева такие чистоплотные. Куда деваются их принципы, когда они проворачивают свои грязные делишки?"
- У вас в лавке чертова уйма артефактов, -  осенило вдруг Тора, - неужели не найдется ни одного, подходящего к этому случаю? 

автор: Aedán Lonergan
эпизод: the great british bake off
2016-08-15 16:01:46

В шкафу у Эйдана завёлся боггарт. Вплоть до этого дня ирландец полагал, что боггарты обладают неким подобием разума, порой чрезвычайно гибкого, позволяющего им облечь в конкретную форму выуженный из подкорки встреченного на пути волшебника самый сокровенный страх: честное слово, иногда эти твари проявляли в деле материализации удивительные творческие способности!
Однако, в сие памятное летнее утро Эйдан засомневался в наличии у боггартов интеллекта. По крайней мере, у этого конкретного боггарта. Где ж это видано, право, прятаться в шкафу у человека, съевшего на вашем боггартовском племени немыслимых размеров псину!
Лонерган так удивился, распахнув шкаф и увидав внутри человека в чёрном, вдобавок промокшего до нитки, что не сразу сообразил, что вообще произошло. Лишь воспоминание, зашевелившееся спустя мгновение где-то в самой тёмной и тоскливой яме его рассудка, позволило понять, что бедолага забыл в его шкафу и откуда взялись шум грозы и зловещие зарницы.
Расправившись с супостатом с помощью отработанного "ридикулуса", превратившего вестника беды в облезлого кота, с жалобным мяуканьем полезшего спасаться под кровать, но и там настигнутого лонергановской магией, ирландец отправился в общий зал завтракать, а затем - по обыкновенным вызовам и будничным делам, среди которых было сегодня и приятное: погонять бундимунов на площади Гриммо. Дом Блэков он не так чтоб сильно любил, и особенно не ладилось у него с Кикимером - впрочем, кто вообще мог сладить с этим мелким мерзавцем? - однако, встретить кого-то из Ордена было всегда сродни празднику, особенно в эти тёмные времена. Один из бундимунов, удирая, привёл Лонергана в кухню, напоминающую Помпеи после извержения везувия: в воздухе всё ещё витал белёсый пепел, по рассмотрении оказавшийся хлопьями муки. В углу поля битвы сидела с крайне недовольным видом Эмили Мортимер, в другом красовался поднос с жареными подошвами старых ботинок, украшенными кляксами заварного крема.
Лонерган настиг бундимуна в центре кухни и, швырнув в него свою безукоризненную "риктусемпру", отшвырнул в сторону стул и припечатал зелёную глазастую плесень к полу тяжёлыми ботинками. Хлопок, треск и ворох искр возвестили о том, что ирландец получил заслуженную награду, после чего Эйдан сгрёб своё тыквенное печенье с пола, выпрямился, поставил на место стул и поздоровался с Эмили.
- Привет, - он хрустнул печенькой и стряхнул с бороды рыжие крошки, - Что-то ты такая невесёлая? - проследив направление взгляда гриффиндорки, он вновь узрел поднос с подмётками и заинтересованно шагнул к нему, - Кто-то приготовил ужин из твоих туфелек?
Взяв одну из подмёток, Эйдан придирчиво оглядел её, нюхнул и понял, что зрение его обмануло: он имел дело с пирожными, так что следовало поискать иную причину расстройства Эмили. Ссыпав свои печенья на стол рядом с подносом, Лонерган с любопытством отгрыз от пирожного внушительный кусок и, жуя, вновь обернулся к Мортимер.
- Ну и дрянь, - заметил он, прежде, чем отгрызть ещё треть подмётки, и продолжил с набитым ртом, что сделало его без того малопонятную для англичан речь вовсе нечленораздельной, - Кого ты так сильно не любишь, что решила попотчевать сим шедевром кулинарии?
Осознав свою ошибку, Эйдан сделал паузу, доел пирожное, облизнул губы, снова отряхнул бороду и лишь потом повторил свой вопрос. И умолк, с интересом выжидательно глядя на Эмили.

автор: Jerome de la Roche
эпизод: as above so below
2016-08-30 16:30:39

Что  это за сказка такая, в которой про животы упоминается? – подумалось Жерому, но идти он продолжил. Точнее лезть, ведь именно этим они и занялись.
Ла Рош не слишком уж уважал всяческие акробатические этюды, считая их необходимым злом на пути к чему-то более интересному. Глаза его горели уже не так явно, как в самом начале пути, свое брала некая усталость от монотонных поворотов и давящая густота темноты. Создавалось такое впечатление, что спускаются они чуть-ли не в Ад, хотя никто из них в такие глупости не верил, ведь на свете были вещи и пострашней.
- Крошки? – волшебник заметно напрягся, а затем обернулся и устремил свой взгляд в том направлении, откуда они пришли, шепча себе что-то под нос, а Селестен тем временем продолжал, погрузившись в странный транс, в которых бывал, когда повествование его захватывало.
Все дело в том, что с самого первого шага в катакомбы Жером сотворил заклинание, с помощью которого оставлял за собой след, который можно было увидеть только после произнесения необходимых слов, что на деле работало как фосфор в темноте. Но сейчас, когда Селестен погрузился в пересказ подсмотренного в голове Клеменс, ла Рош с ужасом понял, что след исчез, а может, его там не было с самого начала.
- Главное, чтобы наши сердца тут не остались, - проговорил Жером, глядя на Фантена. – След, который я думал, что оставлял до сих пор, не просматривается, так что мы сами по себе, - он покрутил в руках карту, сомневаясь в ее пригодности в самый ужасающий момент. – Ну, и с этим куском бумаги, на который я бы не особо полагался. Поэтому, если ты считаешь, что нам не стоит туда лезть, я тебя поддержу.
Но Селестен не был из тех, кто бросает дорогу на полпути, женщину с прохладными к себе чувствами, а непрощенное заклятие на ветер. Это подстегивало и самого Жерома, как ни крути, у них еще была пара тузов в рукавах, а в шкафах слишком мало скелетов. Так что словестного подтверждения не требовалось, они и так все поняли, а затем спустились один за другим на уровень ниже.
Что бы ни значила та надпись,  ла Рош сомневался, что все будет так просто и им предстоит соперничать с собственным отражением после бокала дайкири. Звуки здесь исчезли вместе с ветром , волшебники будто попали в вакуум, стоило им только опустить ноги на почву. Зато тут стоял смрад, некая помесь из плесени, сырости и, кажется, тонкий аромат разлагающейся плоти. Врочем, без ближайшего рассмотрения  Жером не стал бы ничего утверждать.
Всматриваясь в темноту , которую слабо разгонял вокруг палочки Люмус, Жером чувствал, как что-то давит на него, не пускает пойти дальше.
- Фантен, чувствуешь? Держу пари, что нам туда, откуда давит, – взгляд на карту лишь убедил Жерома в собственной догадке.
Голоса их звучали чужеродно, будто не должно тут быть никого живого, а затем, спустя несколько поворотов, послышался скрежет и  тихий писк. Жером почувствовал, как что-то резко бросилось к его ноге и инстинктивно дернул ею, а только потом пихнул к подошве огонек на конце волшебной палочки.
- Крысы, – заключил он, с позором отмечая, что голос не был таким бодрым, как прежде. -Они бегут от чего-то, будто пытаются  огибать опасный участок, – палочка его медленно поднялась в воздухе, заклинание сделало огонек ярче, а тот, в свою очередь, осветил еще одни двери, на которых красовалось что-то типа замка.
Это было устройство, на котором можно было разглядеть различные колесики и выпуклости, выходящие в разные стороны. Замок очевидно не был простым, раз даже крысы обходили его десятой дорогой. Или все дело было в том, что за ним скрывалось?

автор: Solange Zabini
эпизод: The Ex Factor
2016-09-10 14:42:17

Если Жерому довелось послушать о предыдущих браках супруги (более того, ему было известно о них даже чуть больше, чем самой Соланж хотелось бы), о том, что ее благоверный был женат до нее, мадам Забини не подозревала. Не в ее положении было обвинять ла Роша в излишней скрытности, но по крайней мере сам он был избавлен от вероятности неприятной встречи с кем-то из бывших избранников Забини (так она считала до этого ужина). Жаклин же была жива, здорова и, очевидно,  относилась к породе женщин, почитающих унижение и хлыст за самый действенный метод покорения мужчин. Не кривя душой, Соланж могла бы в чем-то с ней согласиться, но обращаться подобным образом с ее мужем ни одной белобрысой метелке, как ни хорош был бы ее хук слева и как ни крепка была бы ее бита, она решительно не могла позволить.
- Не могу сказать, что довольна тем, что ты скрыл от меня эту часть своей биографии, дорогой, - сухо ответила Соланж, собирая волосы в тугой узел на затылке. - Но раз уж случилось так, что наши с ней пути пересеклись, нам стоит разрешить этот конфликт между вами, как цивилизованным людям и разойтись в разные стороны. Иначе мне придется решить все очень некрасивым способом, - заключила она и одернула подол платья с видом тореро, готовящегося к выходу на арену. За ужином грозилась разразиться гроза, но о масштабах ее  не подозревала даже сама Забини.
При первой встрече Жером помешал Соланж поучаствовать в обмене оскорблениями, но к ужину она была во всеоружии. Когда она спустилась под руку с мужем в ресторан, поодаль ненавязчиво играл скрипач, по залу сновали официанты, разнося что-то, что еще полчаса назад плавало в море и радовалось жизни, а лучший столик был ожидаемо занят мадемуазель Жаклин и ее пухлощеким спутником. Ноздри мадам Забини предупреждающе зашевелились. “Что эта белая стерва себе позволяет”, - как бы говорило выражение ее лица.
- Мой милый, помнишь, что я говорила о цивилизованном разрешении конфликта? Забудь об этом. Этот отель слишком тесен для двух твоих жен, - заявила Соланж и двинулась в атаку. Наперерез ей, почуяв неладное,  бросился метрдотель де Лаперуз. Коротышка с прямым пробором, он нервно потел в присутствии сильных и уверенных в себе женщин, в особенности если у одной из них в руках была вилка для рыбы, а вторая предупреждающим жестом сняла серьги и аккуратно вложила их в передний карман на пиджаке мужа, но позволить случиться скандалу в первый день бархатного сезона не мог, пусть даже ценой тому была его собственная жизнь. Но схватке не суждено было начаться - за спиной Лаперуза Соланж увидела свой призрак прошлого. Краска отлила от ее лица, сама же она схватилась за лацканы фрака метрдотеля, чтобы не упасть без чувств - прямо на нее, обернутый, словно в тогу, в свой похоронный ковер, двигался бледный, угрожающий и размахивающий наточенными и вполне реальными мечами ее второй супруг, господин Хади, темпераментный подданный шейха Арабских Эмиратов.
- Убийца! - зашипел он, рубанул мечом воздух и отсек розочку с пиджака вжавшегося в стену официанта. - Лучше бы я женился на собаке!
Соланж пожалела, что была столь невнимательна к урокам Слова Божьего синьора Джакомо - пара “Отче наш” ей бы точно сейчас не помешала.
- Ты... ты чудно выглядишь, хабиби, - прошелестела она, отступая назад. - Вижу, сбросил вес...

автор: Moysha Goldstein
эпизод: Да шо вы уже такое знаете, чего я вам ещё не рассказал?
2016-09-30 18:19:45

Мутный тип со своей писюлькой не нравился некроманту, нет, в плане перспективности клиента он был огого себе! Такие платят втридорога: за опасность тайны, ее сохранение, ну и за ответы, естественно. А еще они с большой охотой устраняют нежелательных свидетелей.
Впрочем, сейчас можно было расслабиться и плавно перетечь в стадию торгов. Убивать или принуждать Гольдштейна у гостя не было никакого резона, с подобными орнаментами работают целыми командами, и далеко не всегда результативно, так что терять очевидно квалифицированного специалиста наемничек вряд ли захочет.
- Я беспокоюсь о сестре… - Мойша был так себе легилиментом, его способности носили интуитивный, а зачастую и вовсе хаотичный характер, но «сестра» полыхнула столь жарким кармином, что некромант не сдержал похабной ухмылочки и внезапно шевельнувшегося под котам чисто мужского интереса.
«Таки шо мы имеем в сухом остатке? Бендюжника, который имеет доступ на территорию закрытой школы в военное время, может спокойно перемещаться по запретным помещениям, трахать нимфеток в особо затейливых позах…» - Мойша молча хрустел артритными суставами и пытался понять, что за хрен продавливает своей костлявой задницей его нажитые нечестным трудом мебеля. По всему выходило, что Эйвери с неподходящим именем Антарес относится к черепоруким змеелюбам. Но почему тогда не пришел обычный их представитель? Проявляет инициативу и хочет выслужиться?
- Помочь вывести «сестричку» с территории Хогвартса и надежно спрятать от возмущенных родственников? - Мойша тоже умел ломать комедию и играть в идиота. Но тратить свое время не любил. – Таки запросто, если на ее тощих ляжках не окажется рейтуз. – Скабрёзно облизнулся некромант, проверяя крепость нервов клиента. – Если же этот вариант вас по каким-либо причинам не устраивает, - издевательский полупоклон, не вставая с кресла, - то давайте перейдем к делу. – На этом запасы псевдосветской любезности у деда закончились, и он вернулся к ворчащему «ты». – Что ты хочешь, чтобы я сделал с оригиналом твоей картиночки? – Строго говоря, некромант вообще не был до конца уверен, что можно что-то с ним сделать так, чтобы не развалить всю школу волшебства по камешку, но мало ли – вдруг именно этого мужик и хочет? – Вернее так: какой видимый результат хочешь получить на выходе? – «Может эту его сестричку затянуло в портал, и он лишен разнузданного пятничного инцеста? Оттого и рожей такой бледный, и движения дерганные. Небось, когда тебя так обихаживали, поди найди другую такую умелицу…»

автор: Jerome de la Roche
эпизод: Pubs and dungeons
2016-10-12 14:32:36

Хогвартс, туалет для девочек на втором этаже. Ровно тридцать лет назад.

- Грязь и слизь, еще водица,
Ох наплачешься, девица,
Мальчик он, а призрак ты
Aaaa! Кипят мои мозги!
Поэзия никогда не была сильной стороной Миртл, но посмертное желание отомстить нравиться мальчикам поедало ее изнутри, будто червь. Жаль только, что приходится сидеть тут и ныть, не имея возможности покинуть стены школы. Но она могла бы... Она могла бы... Что бы она могла?
- Разорвать его одежду,
Побросать в окошко снежки,
Закопать в саду ботинки,
Снять с трусов его ре...
Дверь в туалет для девочек открылась, вошли двое студентов, в отдалении было слышно их разговор о чем-то запрещенном. Конечно, что же еще они могли обсуждать в таком месте, как это. Один из них повернулся и, заметив приведение, остановил второго говорящего знаком. Он был пониже ростом и слегка напоминал грызуна со своими мелкими ручками и крупными верхними зубами. Второй же выглядел привлекательней, он был высоким брюнетом, хотя и отталкивал выражением лица, судя по которому, ничего хорошего в его голове не творилось.
- Это всего лишь Плакса Миртл, Вшивс, – заговорил рослый ученик.
- Кто это тут плакса? Сами вы плаксы! А я Миртл, – возмущенно заорало приведение и попыталось отпугнуть гнустных мальчишек резкими движениями.
Однако они не напугались, а совсем наоборот. Рослый швырнул в Миртл каким-то предметом и высказался совершенно неподабающе. От обиды и отсутствия вариантов ей пришлось уклониться от удара, который бы все равно не причинил приведению вреда, и спрятаться в одной из кабинок, откуда все еще можно было слышать разговор мальчишек.
- Нет нужды гонять призраков, Алистер, как и заканчивать этот год. Я предпочту академическим успехам звонкую монету и свободу от моральных обязательств, – наконец подал голос и хорек, которого, судя по всему, звали Вшивсом.
- Что будем делать? – кажется, вопрос решения судьбы не заботил Алистера, он занимался отрывание крыльев мухе, которую поймал совершенно недавно.
- Наниматься на всякие сомнительнын задания.
Похоже, что это порадовало Алистера потому, что он криво улыбнулся, бросил муху на пол и наступил на нее ногой.
- И убивать, – добавил он.
- Да, убивать, – согласился Вшивс.

- Мы зарабатывали себе репутацию на протяжении тридцати лет! – Вшивс мерял шагами не очень большую комнату без окон, но с небольшим костерком в железной чашке. - И тут появляется этот опрятный французишка с гадкими усами и все нам портит? Неееет, нет, говорю я тебе, Алистер! Если кого-то нужно убить и замести следы, кого нанимают? – он действительно ждал ответа.
- Нас, – лениво выдавил из себы рослый то и дело чихающий мужчина.
- Вот именно! А, если мы не выполняем условия договора, то нас и нанимать не будут. Я решительно против, Алистер. А ты? – и снова ожидание ответа.
На этот раз подельник тоже был против, оторвался от чистки ногтей ножом, и в его словах появилось больше энтузиазма:
- Я тоже против, – ведь тогда у них больше не будет возможности убивать.
- Тогда чего мы ждем? – Вшивс не на шутку разогрелся, его пламенная речь подходила к концу.
- Рассвета.
- Точно, – будто чан холодной воды на голову, ведь задача была ясна «убить их всех на рассвете, чтобы они осознали, что больше не увидят дневного света, как я его не видел годами», - но нам ничто не мешает вытащить его на воздух, чтобы потом не было промедления. Хватай ящик с бандимунами, а я возьму нашего гостя.
Вшивс решительно вытащил из кармана палочку и толкнул дверь, к которой припал ухом Жером де ла Рош.

Воздух был наполнен предрассветной тишиной и сожалениями. Жером так радовался внезапному исчезновению всей своей семьи, что даже не позаботился о том, чтобы расследовать это происшествие, а сейчас было уже поздно. Его тащили к какому-то заветному месту, где  по логичке вещей должно быть достаточно сыро, чтобы там естественным образом могли появиться бандимуны.
- Вам не кажется, что вы торопитесь? До рассвета еще пара часов? Что  мы будем делать втроем на воздухе? Устроим пикник?
Все, что ему оставалось, так это тянуть время.
- Заткнись, болезный, – тяжелая рука Алистера опустилась на лицо зельевара, чем спровоцировала падение последнего.
Эту возможность нельзя было упускать, ла Рош скрутился на земле и быстро тихо заговорил:
- Соланж, официантка, – надо бы узнать ее имя, - они ведут меня к старому сараю у болот, поторопитесь, у меня почти не осталось времени...

автор: Charlie Weasley
эпизод: Пожалуйста, будь моим смыслом
2016-10-25 00:57:41

Он откидывается назад, прикусывая язык, чтобы точно умолкнуть. Пытается разглядеть черты лица в свете окна, но видит только опустившуюся на тонкий профиль тень. И что? Секунду назад Чарли мог попытаться прочитать все во взволнованной лазури, а сейчас она прячется от него в ярком солнечном свете, и в этом нет ничего, что могло бы разжать тиски у сердца. С подушки смотрит на сложенные на груди руки – бледные, совершенно иные, нетронутые вечными ожогами – и едва качает головой. Я не то хотел сказать. Но и слов не подбирается, ибо каждое отметается: она ответит, она снова отвернется, она ничего не скажет, а молчание не поймешь.
– Этого не повторится, – совсем не зло повторяет Уизли, ему ведь совсем не сложно произносить известную истину, зная, что он всегда идет против нее. Он рос в неспокойное время, пускай его всячески от него уберегали. Но он знал, что есть нечто опаснее плохого настроения – дяди, которые не вернулись на следующий день рождения. А Берлин знала те года гораздо лучше, и прошла второе «нашествие» не новым солдатом, а тем, кому дали второй шанс умереть. И рыжий мог себе это надумать, навязчиво лишая ее прогулки по жерлу вулкана, отвечая за свое незнание помощью и защитой – хоть своими шрамами, хоть своими днями без сознания.
– Лин, – зовет он крепким голосом, осторожным и не похожим на молитву умирающего. Звонкий приступ разговорчивости разбивается с тем же высоким сопрано о невидимую стену, которая складывается из тишины. Не надо. – Лин.
Что-то крутится в голове, но рыжий не может поймать это, зацепиться за первое слово и развязать во фразу. Что ему сказать? А он хочет: прямо сейчас пообещать, что уйдет из разведывательной экспедиции и перейдет в Бумажники, закопается в чернила, как его младший брат, потеряется в буквах и угрозой для него станет искривление позвоночника. И часы на руке, что медленно будут отмерять время до перерыва, до конца рабочего дня.
– Лин, я не могу говорить с твоими ушами, мне становится страшно, – выталкивает целую фразу, закрыв глаза и подняв голову, как будто он только что разглядывал белый потолок. – Не так страшно, как тебе, я верю. Ты же знаешь, я не хочу, чтобы ты нервничала, и знаешь, что я не хочу наперед проговаривать твои слова, хотя знаю, что тебе этого будет мало. Но ты можешь быть уверена, что за следующие три недели больничного я точно не умру!
Всплеснув руками, Чарли деланно радуется такому развитию событий, уже не замечая покалывания в плечах, сошедшее на нет с основательным пробуждением. Порой казалось, что даже если драконий огонь выжжет всю его кожу, под ней окажется броня. Ему не больно. Только тонкие иглы проходили меж твердых пластин, проскальзывали до самого сердца, не касаясь костяной клети. Тонкие блестящие иглы, по которым сбегали на раны соленые капли. Чужие слезы.
И вроде бы не должно быть эгоизма у такого человека, а он все равно не соглашается с горячей фразой о чернилах. Только как объяснить? Чарли отрывает голову от подушки и разворачивается на койке лицом к Берлин, отталкивая неуклюжим движением одеяло.
– Прости, я пытался трансгрессировать, но в итоге… Не получилось. Я клятвенно обещаю, что в течение этих трех недель больничного буду ходить за тобой хвостом и требовать тренировок. Надо было сделать это лет пятнадцать назад, – усмехается, щурясь против света. Пол совсем не холодный, и Чарли не задумывается о том, что ему прописан постельный режим, а сидеть на краю койки совсем не то, что может делать больной. Он кладет локти на колени и все еще не отрывает преданного – выжидающего – взгляда от Берлин. В голубых глазах теряются темные крапинки, обращаясь в искры.
– Это случилось только во второй раз, в Румынии мне неиспользованный больничный в отпуск шел, так что… Это совсем не повод отдохнуть от тебя. От тебя я никуда сбегать не буду. Не очень искренне звучит от лица мумии, правда?.. Но чем больнее тебе, тем больнее и мне. Помнишь ведь? Все делим пополам.
Он улыбается. Пытается как-то подбодрить, чтобы Берлин не вытирала слез, чтобы она тоже улыбалась, называла его идиотом, когда шутки снова остаются на уровне восемнадцатилетнего выпускника Хогвартса. Чтобы снова говорила, что маглы не ловят пауков для того, чтобы накормить их как каких-то ежей, а в истории не так много случаев, когда взрывалась микроволновка.
– Лин. – Снова. Вытягивает перед собой руки. – Подойди.