автор: Gerda Wayne
отыгрыш: q. o.6 Blue ball (квестовый)
2013-12-08 16:24:34
В ответ на её тихий, скромный стук по дереву, кто-то радостно открыл девушке дверь, и, даже не бросив взгляда на приглашение, пустил милую Герду внутрь. "Вот оно, безудержное веселье." Подумала она, скромно улыбнувшись. Хотя, о какой скромности сейчас идёт речь? Каждое движение этой тихой девушки в таком виде оставляло след изящества и кротости лани. Даже эта полуулыбка, коснувшаяся чуть розоватых губ, выглядела чарующе и таинственно. Девушка мало того, что не рассчитывала на подобный эффект, но и не пыталась его добиться. Однако, спрятав лицо за маской, она чувствовала себя на удивление комфортно. Словно бы теперь никто не мог её видеть, никому не под силу было причинить боль или осмеять. Словно бы кто-то поставил преграду между ею и всем остальным миром вокруг. И ей было комфортно с этой преградой. Это заставляло плечи расправляться а голову подниматься, тянуться макушкой к потолку. Это создание всегда пыталось сжаться в комок, исчезнуть, не попадаться на глаза. Она сутулила плечи, стесняясь своего высокого роста и прятала глаза, выражающие слишком много эмоций, и всегда остригала свои рыжие волосы. Но не сегодня, не сейчас. На этом прекрасном празднике она могла быть тем, кем никогда не была раньше - собой.

Гостиная была украшена изумительно. Яркие ленты, прекрасный свет и тихая, приятная музыка, создающая непередаваемую атмосферу праздника, доброй сказки. Людей поначалу было не так много, но они прибывали всё в больших и больших количествах каждую минуту, а казалось и секунду. Не говоря уж о еде. И кто это столько наготовил? Явно не сама Софи, какими бы гениальными организаторскими способностями та ни обладала. "Неужели она смогла подговорить домовых эльфов в столовой? Или ей помогли студенты Хаффлпаффа это устроить?" Поначалу девушка приняла позицию наблюдателя, её никто не узнавал, и лишь некоторые обменивались парой слов с девушкой. Запах алкоголя нежно проникал в ноздри - в процесс пошло сливочное пиво. Уэйн же из всего этого пышного разнообразия лишь сделала несколько глотков тыквенного сока и пару кусочков спаржи. Да, именно её. Вы не ослышались. Из всего великолепия она нашла именно такую редкую в этой стране вещь, которой уделялось так мало внимания на кухне, что становилось аж грустно. А у мисс Сноу на вечеринке она была. Торты выглядели на удивление аппетитно, но гриффиндорка решила оставить хотя бы их на потом. У неё на этом празднике жизни было одно единственное дело. И его надо было исполнить.

Взглядом рыжеволосая искала виновницу всего торжества, и найти её было не трудно. Совсем не трудно. Пускай все и вырядились как могли, организатор всегда остаётся организатором. Аккуратное платье, жемчуг в волосах, довольно таки строгая причёска и маска, сделанная из ленты - именно в таком образе вышла к ним сегодня Софи. Как Герда догадалась? Она же любит животных, не стоит об этом забывать - кто лучше понимает язык тела и жестов чем тот, что половину свободного времени проводит в запретном лесу? Внимательный взгляд, постоянная проверка наличия еды и питья, шёпот, сопровождаемый приподнятой в ладони палочкой. Чем ещё организатор может заниматься кроме того, как следить за тем, чтобы на его мероприятии всё было хорошо? Студентка Рейвенкло направилась в сторону Герды, и последняя решила встретить её именно там. Чуть было не упав на человека в костюме святого Николаса и извинившись, она вышла прямо напротив Софии, одаряя ту нежной улыбкой.
- Спасибо за приглашение, - тихо произнесла она, чуть наклонив голову вбок и протягивая подарок, повязанный синей лентой, с прикреплёными синими перьями, - поздравляю с праздником, у тебя всё отлично получилось.

автор: Draco Malfoy
отыгрыш: Доктор твоего тела
2013-12-20 15:33:32
Интрига вплетена внутрь интриги и обернута хитростью, оставляя ее в тени за спиной других. Некоторые интриги были спланированы потерпеть неудачу, чтобы помочь другим преуспеть
(с) Р.Джордан

Услышав собственное имя, Драко сглотнул, нахмурив брови и думая, как ему отнестись к подобному панибратству. Ему, выросшему в среде, где между строк можно прочесть целую энциклопедию, было трудно поверить, что МакГонагалл обратилась к нему так всего лишь по обыкновению старого учителя. В её действиях Малфой был готов усмотреть намерение оскорбить, но отказался от этой мысли, особенно после слов извинения, так как за всегда сдержанным деканом Гриффиндора бестактности не водилось.
- Добрый вечер, - вернул молодой человек, облизнув губы. Решив не лезть на рожон, в отместку назвав женщину «Минервой», Драко учтиво прибавил, - профессор. Хваленая сдержанность гриффиндорки сегодня давала слабину и слизеринцу не хотелось попасть под горячую руку, как тому провинившемуся школьнику, которого она отчитывала пополудни. Если события развивались так, как планировалось с самого его рождения, то ведьма бы поостереглась обращаться с наследником древнего рода подобным образом. Проклятый исчезательный шкаф, ставший навязчивой идеей, снова пришел на ум, напоминая, что есть крохотная надежда и способ всё изменить. Что я могу вытянуть из этой старой карги? Ну, да, на безрыбье и русалка - невеста – Малфой почему-то был уверен, что в легилименции Минерва не сильна, и потому не опасался размышлять, о чём вздумается.
Он вспомнил о тех словах, что бросил сгоряча при мадам Помфри, о Хагриде, и теперь пожалел о них. Профессор Трансфигурации и виду не подала, что заметила их, но это не значило, что она не приняла их во внимание. Заведующая Больничного Крыла, слава Мерлину, тоже промолчала, видимо, не желая начинать перепалку при уважаемом директоре. К тому же, молодой человек слышал, будто его бывший учитель по уходу за магическими существами собирается переезжать во Францию. Не стоило катить бочку на человека, связанного с такой уважаемой колдуньей, как директриса Шармбатона мадам Максим, пусть даже он и напоминает сквиба.
Драко сетовал сам на себя: учиться контролировать гнев после долгих лет вседозволенности получалось из рук вон плохо. Вести себя тише воды, ниже травы Малфой не умел, а потому частенько мог ляпнуть не то, что надо, не в том месте, и не при тех людях. При условии тех птичьих прав, на которых находилась его семья – многие волшебники так и не простили им пособничество Темному Лорду, - было чревато печальными последствиями.
- Вам придётся подождать, пока я приготовлю новую порцию зелья, - поставил Драко перед фактом уставшую женщину, и прибавил, чтобы разбавить мелькнувшее в его тоне раздражение, - благодарю за оказанную вами сегодня поддержку, директор. Мы бы не справились без вашей помощи, - нужно было как-то перевести разговор в нужное русло, чтобы навести старуху на воспоминания, - чего только не случалось, пока я учился, но эпидемий не припомню.

автор: Hermione Granger
отыгрыш: Почему? Потому, что так… НАДО!!!
2013-12-29 14:56:43
Гермиона с утра носилась по магазинам в поисках подарков для друзей-родных-знакомых. Она снова и снова перечитывала список, который составила, и, чем больше вчитывалась в строки, написанные своей же рукой, тем сильнее понимала, что его придется менять прямо сейчас. На ходу. В голове постоянно крутилось, что Джинни хотела что-то для дома, Гарри нужно было решить с очками, которые он не менял со студенчества (Гермиона поражалась, как они еще держаться-то на нем). А Рональду она планировала подарить новую метлу. Хотя, вот с этим последним была сплошная головная боль. Она сомневалась, что метла ему понравится. Мало ли... Не нужна. А потом, по списку, свои родители, родители Рональда, братья его. Еще нужно поздравить Полумну, Невилла и прочих-прочих-прочих. Голова шла кругом. Мысли смешиваясь, спотыкались друг о друга, отказываясь складываться во что-то адекватное. А еще время, которое неслось с сумасшедшей скоростью. Гермиона злилась сама на себя. Ведь планировала выйти из квартиры к самому открытию магазинов, но нет. Именно у двери, когда собиралась открыть ее, появилось миллион проблем, которые требовали немедленного решения. Потом, оказалось, срочно нужно было заскочить к своим родителям. Испугавшись, что что-то случилось, Грейнджер влетела в дом на всех парах. Но, оказалось, что мама просто захотела напомнить, что в канун Нового года они с папой уедут. Гермиона, возвращаясь в Косой переулок, в какой раз думала о том, что это можно было написать в письме, а не вызывать домой со словами "срочно". Потратила столько времени...
Девушка в сотый раз толкнула очередную дверь и пошла вдоль прилавков, пытаясь придумать, что купить. Раз за разом переставляя сувениры, только поджимала губы. Ничего не подходит. Совершенно. Внезапно, в самой гуще безделушек сверкнуло что-то, что заставило протянуть руку и достать.На ладони оказалось маленькое зеркальце и небольшая инструкция к нему. Развернув бумажку, пробежала глазами по строчкам. Отлично! Именно это и надо подарить Джинни! Мы едва успеваем перекидываться совами... Оказалось, что это было небольшое зеркальце, которое, если все правильно сделать, то оно будет служить средством передачи сообщений между людьми. Конечно, это в том случае, если найти второе. Но полный набор был только в Гоблин и Беркс, а это муляж. Это можно подарить нам четверым! Вот и решилась проблема с подарками! Хотя бы, на половину. Захлопнув крышку зеркала, Гермиона решительно повернулась на пятках и вылетела из магазина. Пробежав несколько домов, Грейнджер поднялась по ступенькам, взялась за дверную ручку и...Получила в лоб.
Охнув, не удержалась на ногах, оказавшись на земле. Перед глазами, на мгновение, все потемнело, а потом полетели искры. Прижав ладонь ко лбу, осторожно выдохнула.
- Вас не учили смотреть под ноги и не вылетать из магазина на полном ходу? - пытаясь придать голосу строгость, поднимает голову и фокусирует взгляд на том, кто стоял перед ней. Память услужливо подсказывала, что это ее старый знакомый, но "расстроенное" зрение отказывалось сводить куски картинки в одно целое.
- Джо? - все еще сидя на земле, широко округлила глаза, - Джо Фелтрин? - девушка не верила своим глазам. Казалось, прошло безумно много времени, после окончания Хогвартса, и она не думала, что встретит кого-то именно под Новый год и именно здесь, - ты куда так летел-то? - потирая шишку на лбу, чуть морщилась, чувствуя, как она пульсирует и увеличивается в размерах. Злость проходила, уступая место радости, которая поднималась, казалось, с самых пяток, захлестывая с головой. Вот только из головы никак не выходило, что у нее еще миллион дел, и еще нужно было упаковать и спрятать подарки так, чтобы Рональд не смог найти их в квартире. Ей, порой, казалось, что у того нюх, когда кто-то что-то хотел сделать так, чтобы именно Уизли это не нашел.

автор: Thorfinn Rowle
отыгрыш: Бойцовский клуб
2014-01-12 20:59:55

Я думал, что смогу помогать людям,
вылечить душевные травмы и сделать мир лучше.
Клише, да? И где-то по пути я потерял цель из виду (с)

      Роули не знал, радоваться ли ему или огорчаться преображению Тонкс, к которой вернулась привычная решительность, но последовал за ней, поглубже натянув капюшон. Если она не собирается тащить меня в Азкабан, будет трудно объяснить Пожирателям, что меня связывает с одним из авроров.  Тор был не настолько изворотливой змеей, как Люциус Малфой или Северус Снейп, и не смог бы придумать правдоподобную отмазку. Палочку трансфигуратор вернул в ножны с видимым облегчением – слишком часто в жизни ему приходилось её терять.
      Сев рядом с девушкой, северянин не знал, с чего начать. Попади оборотень пред очи Уизенгамота, он бы не смог произнести последнее оправдание в свою защиту. Слова теснились на языке, отпихивая друг друга, но план монолога не складывался. Это было нечто похожее на исповедь или чистосердечное признание.
      - Знаешь, та операция, в которой погиб Грюм, - Тор стиснул пальцы, будто его удерживали против воли, - она ведь была не последней, - оборотень поднял взгляд на собеседницу, практически заставляя себя смотреть ей в глаза, - я был на свадьбе Флёр Делакур и Билла Уизли.
Он продолжил говорить, не давая ей вставить ни слова, боясь, что скажи Тонкс что-нибудь, как Тор уже не сможет продолжить.
      - Я по приказу Лорда последовал за Поттером в кафе на Тотнем-Корт-роуд. Не знаю, что там на самом деле произошло, - эта Грейнджер отлично владеет заклинанием забвения, - но у этих ребят была возможность нас убить, а не просто оглушить. Кажется, они хотели выставить всё так, будто мы разминулись, но синяки неизвестно откуда не берутся. У меня была мысль скрыть наш провал, но Долохов решил рассказать всё, как есть. 
Роули помолчал, воскрешая в памяти последствия.
      - Когда мы оба пришли в себя после Crucio, я спросил Антонина, не жалеет ли он о том, что стал Пожирателем Смерти. Мы знакомы с ним целую вечность, ещё с тех пор, как я работал в министерстве, совсем юнцом, даже младше, чем ты сейчас, - Тор вдруг подумал о том, что между ними и правда серьезная разница  в возрасте, как и с Люпином.
      - Я думал, что Долохов поймет меня, но он разозлился, словно я сморозил глупость, - Торфинн развел руками, - я обратил его внимание на то,  что нас жестоко наказали за то, что мы не убили троих детей, из которых только одна была грязнокровкой. Остальные были чистокровными, как он или я,  - оборотень ударил кулаком по лавке. -  Я напомнил ему, что вначале мы хотели избавить мир волшебников от страха быть раскрытым. Но вместо этого сами стали ещё одним страхом, поселившимся в сердцах таких же, как мы.
      Он ответил, что войны без жертв не бывает. Я спросил, какой площади должно быть кладбище тех, кто погиб, не вписавшись в планы нашего повелителя? Какое число случайных трупов по пути он считает незначительным? Десятки? Сотни?
      С каждой следующей фразой Роули охватывало отчаяние и волнение, как во время того разговора, что состоялся не больше недели назад.
      - Антонин отмахнулся от меня. Он сказал, чтобы я заткнулся, а он попробует забыть обо всей той околесице, что я ему наплёл. Во имя нашей прежней дружбы, - так он сказал. А я стоял и думал о том, как они были дружны с Каркаровым – моим бывшим учителем, которого пожиратели убили в прошлом году за то, что Игорь не присоединился к Реддлу по первому зову. 
      Тор облизнул губы, грудь его вздымалась от тяжелого дыхания.
      - Я не уверен, что он станет хранить молчание. К тому же, Лорд – одаренный легилимент. Если он хоть мельком прочтет мои мысли, моя безопасность – лишь вопрос времени. Я не отделаюсь Crucio, - Роули покачал головой.
      - Ты сказала, мне сложно понять, что такое забота о других, но именно поэтому я здесь и остаюсь. Будь моя воля, я бы сбежал, и, будь уверена, скрылся бы лучше, чем Каркаров. Но если я так сделаю, Пожиратели могут нанести вред той, кто мне дорог.

автор: Draco Malfoy
отыгрыш: Клуб анонимных
2014-01-30 21:06:35
Вы сажаете в одну бочку пять крыс,
закрываете их там на несколько недель, верно?
…пока в бочке не останется один единственный «крыс»,
с голодухи сожравший своих братьев.
            Спустя четверть часа странное место и правда начало напоминать пыточную. Все тут же загомонили, точно пикси в клетке, перебивая друг друга. Малфой с ужасом ждал, что двери не перестанут впускать новых посетителей и скоро здесь можно будет задохнуться.  Больше всего Драко пугало наличие аж двух Уизли в комнате, и было бы настоящим апокалипсисом, если бы здесь появились остальные, в особенности близнецы. Блондин вспомнил, как недалекий полувеликан попробовал посадить своих чудных зверушек, напоминавших помесь капкана с неисправной дымовой трубой, в одни и те же ящики, то ли чтобы те спарились, то ли для установления дипломатических отношений. Кажется, выжило меньше половины…
      Промолчать не пришло в голову ни единой душе: каждый хотел высказаться, малознакомая девочка с Хаффлпаффа даже засмеялась. Сноу была единственным человеком, кто вспомнил о манерах и поздоровался. «Может быть, и вечер, но сомневаюсь, что добрый», - пробормотал Драко, на уровне инстинктов аристократа запрограммированный ответить. Блондину пришел на ум урок, что однажды преподал ему крестный, когда юноша уж слишком разошелся в своих рассуждениях. Снейп остановился (они в это время шли по коридору), подошел к соседней двери и гостеприимно распахнул её. В аудитории не было ни души – пустые парты и перевернутые стулья при полном отсутствии учеников.
      - Вот, Драко, - заявил профессор, - кому, в большинстве случаев, важно твое мнение. Пора бы уже начать привыкать, - слизеринский принц не понял, что имелось в виду, и даже в тот раз решил, что Северус повел себя некорректно, однако при взгляде на окружающих этот момент всплыл в сознании. Кому вообще есть дело до того, что они говорят? Не заметил тут трибун. Особенно смешно смотрелась Диана, словно поставившая себе цель никого не обделить своим вниманием. Положа руку на сердце, наследник Люциуса недолюбливал мисс Веллингтон, и то, что они учились на одном факультете, ничего не значило. Дай он себе труд задуматься, почему, то пришел бы к выводу, что они слишком похожи, но Малфой и слыхом не слыхивал о таком явлении, как работа над собой, поэтому с каждым курсом ситуация лишь ухудшалась.
      - Рядом с тобой не грех схватиться за палочку, мало ли что ты выкинешь, - процедил юный Пожиратель Смерти, - вдруг тебе привидится, что я – будущий Темный Лорд, задумавший разрушить мир, и ты решишь самолично предотвратить катастрофу, - Стефан добавил насмешливый комментарий, и Малфой стал чуть ближе к поляку, полагая его почти что союзником. 
      С презрением Драко поглядел на огонек на конце палочки Уизли, сиявший прямо перед носом, размышляя, что слухи о способностях Армии Дамблдора, в которой рыжая предательница крови, несомненно, состоит, преувеличены. Подобные заклятья пора бы уже применять невербально. Затем с удивлением заметил, что Исайя использовал ту же магию. Как будто огня синих свечей не хватает! Устроили фейерверк, странно, что ещё Relashio или Lumos Solem никто не применил. Профессор Флитвик будет разочарован.

автор: Gerda Wayne
отыгрыш: I'll carry this flag to the grave if I must
2014-02-12 23:53:55
Он не выглядел ни расстроенным, ни отрешённым. Задумчивый и неустанно играющий с прекрасными золотыми волнами, он говорил о достаточно щепетильных вещах с удивительной лёгкостью, которой Герда никак не могла ожидать. Странный разговор. Почему он вообще с ней заговорил, почему перевёл разговор в такое странное русло? Она зашла к нему спросить о зелье, и вполне невинный диалог почему-то через какие-то минуты после начала разговора перешёл на слишком тонкие материи для того, чтобы ученица и профессор вообще могли затрагивать. Но рыжеволосая даже не замечала этого, как ни странно. Ей не хотелось быть сегодня очередной жертвой, что шугается от каждой протянутой руки, вне зависимости от её намерения. Она не ждала от этого человека зла, зачем ему это было нужно? С другой стороны, зачем ему было вообще заводить этот разговор? "Думаю, он сам не часто может поговорить." В какой-то момент ей показалось, что они нашли друг-друга. Возможно, сейчас она сама себе создавала иллюзию того, что они делают невероятную услугу друг-другу этим диалогом.

- Мои родители всегда ограничивали меня в сладостях и не селили за стеной единорогов, - отвечала Герда с улыбкой, которой сама же от себя не ожидала, - так что я не думаю, что вы такой уж плохой отец. - Она не хотела успокоить своего собеседника. Да и разве может маленькая девочка в принципе говорить нечто подобное? Годы и опыт, это было то, чем обладал Селестен в отличие от сидящей перед ней. У него наверняка было много лет, чтобы это обдумать, и наверняка была причина. И уж точно ему не нужно было утешение. Не нужно оно было и самой Уэйн, которая продолжала осторожно зарываться пальцами в шерсть низла, уже изрядно нагревшего ей ноги и непрестанно урчавшего, совершенно беззвучно. Он нежно прикрывал глаза, элегантно приподнимая голову, и Горация явно устраивало подобное положение дел. - Я хотела бы похвастаться тем, что они подарили мне самую настоящую кошку, но вы и в этом меня обошли.

- Эта история слишком таинственная и мрачная, чтобы рассказывать её уютным вечером у камина, где пляшет пламя... Человеку, в душе которого горит огонь едва ли более холодный. - Только девочке показалось, что их разговор потихоньку налаживался и можно было расслабиться и не думать ни о чём, отбросить свои страхи и сомнения. Но нет... Она почувствовала, как в комнате резко похолодело, и укол в сердце заставил взгляд метнуться к потолку, в котором причудливые узоры принимали на себя краски тьмы, причудливыми нотками ложащимися на золото. Она не понимала, чем могла задеть молодого человека своим вопросом. Оказалось, это было так просто - одной лишь фразой заставить тьму проникнуть в сердце. Сколько же силы содержат в себе слова, как легко с их помощью вершить судьбы. И как страшно, когда ты не слишком хорошо умеешь пользоваться тем, что может нечаянно стать оружием в твоих руках. Почему он говорил о себе такие вещи? Это был крайне сложный вопрос.

Мурчание кота стало чуть более ощутимым, и теперь оно скорее напоминало рокот. Он казался напряжённым, и не удивительно. Изменившуюся атмосферу в комнате не ощутил бы только человек исключительной толстокожести, и то едва ли. "Какова вообще его магическая сила?" С внезапно возникшей опаской подумала она, подозрительно покосившись на камин, в котором даже пламя содрогнулось от изменившейся атмосферы. Гриффиндорка плотно сомкнула губы, приоткрыла глаза чуть пошире, и с нескрываемой смесью интереса, удивления и некоторой опаски воззрилась на говорящего, подобно губке впитывая ту историю, что он начал рассказывать. Девушка не смела его перебивать или возражать. По правде говоря, она совершенно не понимала, к чему он клонит, но не оставляла надежды на то, что в конце истории она будет знать, в чём была та ошибка, что повела к этому разговору. Ведь любой рассказ, баллада или сказка, был лишь аллегорией реальности. Прекрасной или ужасной, в зависимости от рассказчика, концепцией реальности.

автор: Remus Lupin
отыгрыш: Я тебя замучаю любовью могучею (с)
2014-02-25 20:40:52

Последняя ночь лунного цикла обращений всегда самая мучительная: словно чувствуя, что власть луны слабеет, зверь внутри подбирает своё могучее тело, готовясь к последнему прыжку - в смертельную схватку.
Люпин осунулся и побледнел, несколько новых седых волосков появилось в и без того седой шевелюре, под глазами залегли глубокие тени, и каждая морщинка на лице была видна отчётливо, как складки на листе пергамента. Болезнь изматывала мужчину, вытягивала блеск со дна озёрно-голубых глаз, до краёв наполняя их туманом.
Ремус залпом осушил бокал, чуть поморщившись, когда зелье привычно проскрежетало по горлу. На мгновение показалось, что вкус немного другой, слаще, но наверно просто показалось. Мужчина взглянул на часы: было около девяти часов вечера.
- Что за срочность? - недовольно пробурчал Люпин, как обычно позволяя себе разговаривать с самим собой вслух.
Настроение стремительно неслось в бездну, как сбитый бладжером охотник. Он пытался бороться с этим, силясь думать о чём-то хорошем, но выходило из рук вон плохо.
- Проклятая луна, - бормотал оборотень, хрустнув шейными позвонками. Движение получилось каким-то хищным, даже диким, но мужчина этого не заметил.
Выпитое зелье странно себя вело: волшебник вдруг заметил, что по всему телу начался неприятный зуд, словно шерсть пыталась прорасти и не могла. Он до крови расчесал левое предплечье, чувствуя, как волнами накатывает нечеловеческая ярость.
Снова посмотрел на часы. Ему показалось, что стрелки застыли - прошло едва ли две-три минуты.
Люпин нервно ходил по комнате, будто загнанный в ловушку зверь, мерил шагами расстояние от двери до окна, ступая мягко, как хищник. Зуд на коже дополнился болезненной ломотой - все признаки обращения, только замедленные, как под действием заклятия Импедименто. Мучительная пытка, воспаляющая мозг. С ним происходило нечто странное.
- Какого дьявола она так долго не возвращается?
Ударом ноги Ремус отшвырнул попавшийся под ноги табурет, разбив им вазу и тут же устыдился своего недостойного поведения.
- Репаро, - прошептал бывший преподаватель, и ваза медленно, словно бы нехотя, собралась.
Люпин спрятал волшебную палочку в рукав и возобновил свой променад.
Где же Тонкс?!
С каждой мучительной минутой он всё хуже осознавал происходящее, подсознание настойчиво требовало опуститься на четвереньки, но тело оставалось прямоходящим.
Все цвета воспалились и давили на глаза, лишь на сладостно-красном взгляд отдыхал, и Люпин изо всех сил выискивал что-нибудь красное в спокойной обстановке маленькой уютной гостиной.
- Интересно, зачем ей понадобилось отправлять сову именно сейчас, неужели нельзя было подождать до утра? - голос волшебника по звучанию походил на волчий вой: он то тянул гласные, то срывался на рык.
- Быть может моя дрррражайшая жёнушка опасалась, что я прочту письмоооо? Прррочту и обнаррружууу...
Его яростную тираду прервал долгожданный стук двери - на пороге стояла улыбающаяся Тонкс.
Когда она вошла, такая стремительная и родная, волна напряжения немного отступила, Ремус почувствовал, что на душе стало спокойнее. Она всегда так действовала на него - её голос, её запах, её улыбка вселяли в него ощущение спокойной уверенности и тепла. Ему захотелось подойти к ней, обнять, почувствовать на губах её губы, но зверь внутри рассерженно рыл землю когтями, и шерсть на его загривке становилась дыбом. Перед глазами Люпина замаячил Чарли Уизли: рыжий, ражий, улыбающийся.
Она пишет ему письма.
Он вдруг ощутил совершенно волчью ненависть к Чарли, к которому вообще говоря всегда относился довольно хорошо.
Она танцевала с ним на свадьбе Билла и Флёр, - вдруг вспомнилось ему очень отчётливо. - И улыбалась такой счастливой улыбкой. Тогда ему казалось, что она счастлива им, их воссоединением, но сейчас душу разъедал яд ревности. Что если она улыбалась не ему? Он судорожно глотнул, с трудом фокусируя взгляд на жене.
- Почему ты так долго? - голос прозвучал на удивление мягко, глухо, как из-под толщи воды. - Я очень ждал тебя.

автор: Walden Macnair
отыгрыш: Палачи без плана не работают!
2014-03-14 16:53:12

Бабуля-мегера когда-то говорила ему, что нельзя увидеть больше, чем тебе показывают.
Уолден всегда в ответ хмыкал и представлял, как дюйм за дюймом сдирает с живой бабули кожу.

Палач Макнейр, с достойным Шерлока Холмса занудством высматривая пресловутый знаменитый жест пальцами в карте местности под свет волшебной палочки, зажатой в зубах, с сожалением хмыкнул. Приходилось признавать, что топографический кретинизм – отнюдь не выдумка Руквуда в пьяном угаре, а вполне себе опасная болячка, которую, увы, даже феноменальное мастерство экзекутора не способно купировать.
Палач Макнейр, когда бывал в своей любимой хибарке, в отнюдь не деловой одежде и за стаканом добротного огневиски, которое ему пересылали то вип-клиенты, озабоченные нашествием келпи на родовые территории, то коллеги по пожирательскому цеху, сам себя называл Уолден. И только на работе – Макнейр. Иногда, впрочем, имя и фамилия менялись местами, и тогда Уолден вежливо-хамски улыбался сиськам своей слишком хорошо знакомой, а Макнейр представлял жаждущим обезглавливания свою версию игры в гольф, когда клюшкой выступала легендарная секира Макнейра.
Секира Макнейра, как повелось, была настолько суровой, что её так и величали – секира Макнейра.

И теперь эта приснопамятная и никогда не изменяющая ему пожизненная и обожаемая спутница Уолдена гоблинской работы и кровавой закалки длиною в четыре века скромно покоилась за спиной палача. Нотт, мнится, в прошлом веселился, когда говорил, что если топор поставить в чехол, то можно даже по людным улицам ходить вооруженным – все будут думать, что за спиной не что иное, как гитара. Руквуд, впрочем, тут же встревал в полемику со своими пятью кнатами, утверждая, что в таком случае надо тратить дополнительное время на то, чтобы объяснять жертве или счастливице, что именно палач Макнейр собирается расчехлить.
В целом, история намечалась печальной, ибо, как следовало из древней басни, Уолден потерялся.
Палач Макнейр тут же возразил, что, дескать, «отклонение от курса» не столь фатально – и, как всегда бывало в спорной ситуации, одержал верх.

Маг опять, громко причмокнув, всмотрелся в карту, рассмотрел-таки пресловутую фигу (почему-то сложена она была из пальцев бабушки-ирландки), выматерился про себя и сложил пергамент обратно во внутренний карман плаща. В свете волшебной палочки не было такой уж необходимости – пузатая луна разливала бледный свет, не жалея усилий, и палач, стоя на опушке леса, не без удовольствия рассматривал холмистую местность по правую руку и равнину – по левую. Прямо у подножия холма, на котором Макнейр расположился, стояла маггловская деревушка из нескольких маленьких коттеджей, чего-то, напоминающего станцию железнодорожного сообщения, да ещё пары-тройки муниципальных зданий. Поразительно, но деревушка не освещалась вообще – а Уолдена, который уже третий день путешествовал Германией, это удивило.

Палач перебросил рюкзак с одного плеча на другое, застегнул плащ и направился к деревеньке. Примут его как какого-то «неформала», как помнил Уолден это слово, сорвавшееся с губ восторженной девчонки в Магдебурге, так что опасности, если посудить, и нет. А подкрепиться всё же стоило, раз уже заплутал и с пути сбился.

Дорога вниз была пологой, идти было легко, луна предательски-радостно освещала всё вокруг, и палач Макнейр сказал, что слишком уж всё безоблачно. Уолден возмутился, аргументировав всё тем, что Макнейр уж слишком параноик. Душка Уолли встрял в перебранку со своим веским «Заткнитесь оба, охренели совсем!», и, к чуду и удаче, и Уолден, и палач Макнейр послушались: с каждым шагом запах трупного гниения становился всё сильнее, и это настораживало.
Маг специально проверил карту: нет, в этой местности никаких лагерей оборотней или местностей, подотчётных тёмным волшебникам, не было отмечено – но, опять же, это не значило, что таковых нет на самом деле. Палач Макнейр привычным движением достал из-за спины боевую подругу и прислушался: полуночную тишину нарушило какое-то кряхтение, кряканье, скрежетание и звук, похожий на дыхание астматика. Уолден молчал, душка Уолли думал, к добру это или нет, а Макнейр отдал бразды правления интуиции и своей костлявой заднице, которая в жизни никогда не ошибалась.
Не ошиблась и теперь: навстречу волшебнику сунули два индивида, явно мертвецки пьяные – ибо шатались так, что оставалось странным, как они умудряются при ходьбе держаться друг за друга.

Палач сошел с дороги в тень лесопосадки и двинулся по обочине. Как оказалось, его пьяницы не заметили – Уолден удивился, душка Уолли заворчал, а палач Макнейр принюхался.
Дело пахло мертвецами.
Как только это до него дошло, что-то стукнуло волшебника по плечу, и Макнейр, виртуозно быстро резвернувшись, на полном автомате кого-то обезглавил.
- В-уууупс, - с сожалением констатировал мужчина. – Ну, дружище, ты тоже лопух – решил напугать профессионала голой задницей.
Задница у трупа, кстати, была голой.
Макнейр подумал, не принял ли его, с длинными волосами, этот недавний мертвец за девицу, и расхохотался.
Правда, смех застрял в горле, а рот палача так и остался перекошенным – не от обалдевания, не то от неверия. Голова, та самая отрубленная голова, своим почерневшим ртом продолжала делать хватательно-жевательные движения – что та рыба на берегу. Уолден опустился на одно колено рядом с обезглавленным, похвалил палача Макнейра за профессиональный мах секирой, и со смесью отвращения и любопытства принялся рассматривать голову. Голову, которая, кажется, продолжала себе жить, забыв, что отделена от тела.

Палач Макнейр, Уолден и душка Уолли единогласно вынесли вердикт: отрубленные головы так себя не ведут. Это невоспитанно, в конце концов. Какая-то полубредовая догадка вспыхнула и погасла, когда со стороны дороги послышалось шарканье.
Маг резво повернулся в присяде, отводя руку, вооруженную секирой в одну сторону, а другой хватая отрезанную голову за волосы – надо было исследовать феномен под пристальным светом люмоса внимательней. Но со стороны дороги те самых два пьянчуги теперь плелись в сторону волшебника.

- Гуттен нахххт, майне фройндэ! – на ужасном покалеченном немецком радостно обратился к приближающимся мужчинам Уолден. Палач Макнейр явно был в сговоре со сверхчувствительной задницей, вангуя катастрофу и Рагнарёк от этой встречи.
Пьянчуги пошли быстрее.
– Гибт эс кнайпен ин дизер….ээээ… - Уолден вопросительно глянул на ухмыляющуюся морду луны, - фрюэн штундэ оффэн? – Душка Уолли выдал палачу Макнейру тумака, и тот поспешил исправить свою ошибку: - Гэоффнэт?
Наклюканные в зюзю уже почти бежали к Уолдену, и палач Макнейр сделал то, что только палач Макнейр и был горазд сделать – резко поднялся (о, гляди ж ты, и колени не заскрипели! А говорят, возраст, возраст…) и молодецки взмахнул секирой, отделяя более прыткому пьянице верхнюю часть черепа от нижней.
То, что было чуть выше ноздрей, подлетело ввысь и плюхнулось аккурат в двух шагах от Макнейра и свалившегося мешком тела. Только вот то, отрубленное, вдруг взяло и начала моргать.
Душка Уолли заверещал, Уолден охренел, палач Макнейр уронил челюсть на носки ботинок.
- Мать моя ведьма! – святую правду возвестил маг, взмахивая секирой в третий рез и отделяя голову от шеи третьему… чему-то.
- Что за…
Позади послышалось движение.
Макнейр, вооруженный секирой и отрубленной головой, которая яростно моргала и остервенело клацала зубищами, бросился к дороге, а потом – к посёлку. И тут, когда его пусть проходил мимо кладбища, он затормозил так резко, будто на стену налетел.
К нему, одиноко стоящему на перекрестке грунтовых дорог, двигалось две дюжины полуистлевших, истлевших почти до конца, истлевших совсем чуть-чуть мертвецов и им в аккомпанемент очень даже грохающих костями скелетов. Душка Уолли пригубил заначку коллекционного Огденского, Уолден сказал, что придётся быстро бегать, поскольку проверка определила наличие Антиаппарационного щита, а палач Макнейр быстро продумал с дюжину мыслей – от «Подставили, сволочи!» до «Поумнели поклоннички жареного фазанчика…». В итоге волшебник, ошалело оглянувшись, увидел приоткрытую дверь церквушки – и рванул со всех ног туда.

Ворвавшись в помещение и захлопнув за собой дверь, Уолден принялся осматриваться. И  очень вовремя: навстречу ему двигалась какая-то фигура.
- Стоять, о ядрёна вошь! – безапелляционным тоном возвестил палач Макнейр, выставив вперёд довольно оскалившуюся секиру.
Отрубленная голова радостно защёлкала челюстями.
– Имена-пароли-явки!

автор: Remus John Lupin
отыгрыш: Я тебя замучаю любовью могучею (с)
2014-03-27 12:39:47
Даже лёгкое касание её прохладных после прогулки ладоней словно целебный бальзам смягчало болезненные ощущения, не дававшие ему покоя последние полчаса. Люпин прикрыл глаза, наслаждаясь её близостью: запахом снега, исходящим от её волос (она опять забыла шапку дома), мелкими бисеринками воды от растаявших снежинок, холодом ласковых рук, светлой улыбкой... Тонкс. Такая родная и свежая, такая любимая.
Глаза жены сияли так близко - ясные звёздочки, сошедшие с зимнего неба - протяни ладонь и они твои.
Мои, - думал Люпин, жадно впитывая в себя этот свет, надеясь, что он рассеет тьму, мутным илом поднимающуюся с самого дна его души.
- Нет, родная, ничего не случилось, - мягко успокоил он жену, в который раз удивляясь тому, как чутко реагировала она на его состояние, как умела почувствовать тревогу мужа, даже когда голос его звучал спокойно.
Он пошёл за женой на кухню, сел в любимое кресло, чтобы не путаться у неё под ногами. Но как только её ладони перестали касаться разгорячённой кожи, мучительное состояние стало возвращаться: снова чудовищный зуд от прорастающей внутрь шерсти и странная ломота в теле, которое, кажется, никак не могло выбрать в каком виде ему существовать - человеческом или волчьем. Перед глазами замелькали чёрные точки, в ушах шумела кровь, словно листва под порывами ветра. Мужчина закрыл глаза и окунулся в волчий мир - мир звуков и запахов, мир жестокости и интуиции, мир крови и бега. Мир раскалённого лунного света.
Тот, кто рассуждает о холодном свете Луны никогда не был в волчьей шкуре. Холод - слишком слабое слово, оно вызывает чувство лёгкого дискомфорта, мурашек по коже, да желание выпить горячего чая, только и всего. Но если вы оборотень, вы знаете: лунный луч не просто холоден - это обжигающе-ледяная волна, она пронзает насквозь, меняя каждую клетку тела, истончая саму фактуру вашего существа. А затем разбивает на мелкие осколки. Это жидкий азот волчьего мира. Жидкая кристально-чистая жгучая боль.
Именно поэтому волки воют на Луну.
Люпин забился в кресло, словно надеясь спрятаться от крадущегося от окна серебристого луча. Сознание мужчины, искажённое, как отражение в кривом зеркале, являло собой странное переплетение двух сознаний - человеческого и волчьего. Ещё способный к мышлению Люпин утрачивал уже человеческие чувства, постепенно сменяющиеся в нём жаждой крови, свойственной даже не волку, а оборотню и это, последнее, всё сильнее овладевало волшебником, подпадающим под власть безжалостного небесного светила.
Человеческое сознание ещё цеплялось за окружающую Люпина уютную обстановку кухни, вынырнуло на поверхность, когда Тонкс поставила перед мужем чашку с чаем, по милой привычке проводя ладонью по его седеющим волосам. Волшебное касание, несущее иллюзию исцеления.
Она могла бы быть лекарем, - подумал Ремус, а искажённое сознание услужливо подсунуло картинку - Тонкс, ласкающая Чарли на больничной койке.
Глаза жены больше не манили, тёмная половина его души отрицала её свет и тянула мужчину в ночную мглу, с которой так приятно слиться в единое целое, растворяя последние крупинки собственного сознания в первозданной Тьме.
Свет и Тьма.
Почему он не понял этого раньше? Разве может принадлежать ему эта женщина, та, в которой столько Солнца? Нет, она не для него, не для его серой волчьей шкуры. Золото её лучей - для рыжего Чарли Уизли, для его веснушчатой физиономии. О, как ненавидел его сейчас Люпин!
- Тебя не было очень долго, - повторил оборотень, глядя на встревоженную жену.
Чувствует, что я всё понял и нервничает, - по-своему истолковал он её состояние.
Мужчина задумался. Что можно было делать в такую погоду на улице? Гулять по холоду и прикрываться заботой о малыше? В груди болезненно сжалось сердце - она врёт. Она не просто отправляла письмо, она ...
Люпин сжал кулаки, чувствуя, как боль сменяется обидой, а обида - яростью.
И как умело она притворяется!
Мысль о том, зачем ей это нужно услужливо пряталась, позволяя оборотню всё сильнее накручивать себя.
Чарли. Отправить письмо Чарли.
Если бы Уизли оказался сейчас рядом, то вероятно был бы растерзан в клочья. Ремус уже не отдавал себе отчёта в происходящем - Луна полностью подчинила его себе, оставив лишь оболочку человека, которым в сущности он сейчас не являлся.
Чашка чая, которую Дора поставила перед ним полетела на пол, обжигая ноги, но он уже не ощутил этого. Вырвавшееся чудовище жаждало крови.
- Где ты была? - мужчина схватил опешившую девушку за плечи и грубо тряхнул, - Отвечай!
Глаза Люпина покраснели, зрачки расширились, а вырывавшимся из груди дыханием можно было бы топить в море корабли. Волшебная палочка в рукаве разбрасывала снопы искр, накаляясь и начиная вибрировать, но уже ничто не могло вернуть Люпина с той стороны Тьмы.

автор: Rachelle Gautier
отыгрыш:  Baby, we’re crazy
2014-04-11 12:31:04
«Прости» - слово миллионов контекстов и тысячи ощущений, в основе которых – боль. Оно может вынужденным, раздраженным, раздавленным, последним, искренним, горячечным. Оно смешивает оттенки, каждый раз создавая новую картинку: сегодня обновляющий студеный ручей, завтра – стылая горечь. За что он извинялся сейчас, потерянный между темнотой ее зрачков? За их нелепое прошлое или мертворожденное настоящее?  За едкие пикировки или неловкие попытки казаться дальше, чем есть на самом деле? Всё не то, он извинялся за боль, которую обязательно принесет неловкой девочке в будущем, за то, что он внезапно врос в нее сильнее, чем она бы того хотела, чем он сам готов был себе позволить. Ведь именно сейчас Рашель, потерянная, дрожащая, напуганная его чуть слышным «прости» больше, чем давешним скандалом, завершит цепь ключевых случайностей и фатальных ошибок, прижавшись к твердому плечу мужчины и рыдая отчаянно и упоенно, как могут только обиженные дети и неравнодушные женщины.
      Вот так просто – стоять в пустом коридоре, держаться за его скучную министерскую мантию, прятать обезображенное слезами лицо на закаменевшей груди. Француженку разрывает дурацкое, неудобное чувство, что она идет по канату без страховки, и канат тот – над пропастью. И что самое идиотское – вступила она на него сама, добровольно, совершенно не представляя, что там, на том конце, скрытое в тумане. Или этот туман только в ее голове?
      - Почему ты остался? – внезапно спрашивает она, охрипшим, каркающим голосом. Готье пытается поймать взгляд невыразимца, зафиксировать визуальный контакт, понять истинные мотивы его поступков. Она могла бы заглянуть ему в голову, но это было бы слишком просто и теперь уже как-то низменно. Вейла хочет именно услышать ответ, хочет, чтобы он сформулировал его сам. И поверил. Она напряжена внутренне, выплаканные слезы принесли лишь видимость облегчения, назревающие выводы толкаются в ее голове, как сцепившиеся шершавыми боками огурцы в банке, где каждый тянет следующий на тарелку. Огурцы Рашель не любит, да и выводы, честно говоря вырисовываются… пугающие? Когда их словесные перепалки начали уязвлять ее? Когда он начал ее ревновать? Когда ей стало важно его мнение? А ему нужно ее прощение?
      - Давай уйдем отсюда? – «спрячь меня, защити, обними». Такая простая просьба, как в детстве, когда можно было без затей попросить сурового дядьку отпугнуть боггарта или проверить шкаф на отсутствие засады аккромантулов. Как он тогда реагировал? Какие эмоции испытывал? Девушка не помнит даже выражение его лица тогда, наверное, это было снисхождение, но дедушкин ученик исправно помогал ей со всякой ерундой. Стоит ли ей ждать снисхождения сейчас, когда они были невероятно близки и невыразимо далеки друг от друга? Или кровавая маска невыразимца окажется привычней, и Терри бестрепетно отправит ее в слизеринские спальни, что будет равносильно падению в пропасть. Что ж, по крайней мере, участь неудачника от акробатики ясна – он разбивается насмерть, и ему не нужно пытаться решить проблемы вселенского масштаба, которые внезапно появляются из ниоткуда.
      Молчание давит на воспаленные нервы, хочется говорить, говорить хоть что-нибудь – от беспочвенных обвинений до нелепых признании, только бы заполнить накатывающую пустоту. А еще отчаянно хочется, чтобы он прикоснулся к ней сам, по своей инициативе, а не просто позволил быть рядом. Какой-нибудь простой, тривиальный жест – сплетенные пальцы или поглаживание темных волос – то, что называется человеческим участием, то что им непривычно и недоступно. Рашель безотчетно привстает, тянется к мужчине в отчаянной привычке чувствовать его губы, но останавливает движение в самом конце, ей страшно, что он оттолкнет ее, посмеется над «детской» попыткой манипулирования, не распознав зарождающейся искренности.

автор: Ilayna Tinn
отыгрыш: The feeling that someone's got their eye on you
2014-04-20 20:06:22
Как маленькие росточки, они пытались пробиться сквозь всю тленность этого мира. Крохотный заросток жизни, что до сих пор так и не увеличился в Илайне, был на удивление хрупок и мал. Такой можно раздавить в ладони при желании. Стоит лишь сломать стебелёк и дороги обратно не будет. И так не только с ней. В каждом человеке есть такая частичка света, что оберегается всеми силами.
Как прекрасны эти росточки. И как они разнообразны по своей структуре. У кого-то эта жизненная сила полыхает огнём, сжигая всех и каждого, кто к нему притронется. А есть те, кто «поглаживает» тебя одним своим лишь присутствием, распространяя вокруг себя эту сильную энергию добра и света.
Порой наблюдать за посторонними людьми было здорово. Ты словно познаёшь этот мир через них. Погружаясь в чужую жизнь, появляется возможность поверить в что-то другое, изменить своё мировоззрение. Ощутить этот цветок жизни в своих собственных руках. Но вместо того, чтобы сжать их, раздавливая тот огонёк, можно просто пройти мимо. И тогда этот свет останется в твоей душе, заставляя твой собственный росток рваться выше, чтобы вырасти большим и сильным.
Душа Дженнифер была весьма специфичной. Её огонёк не полыхал, не рассеивался всеми цветами радуги. Он отражал блики от своей поверхности, больше напоминавшей стекло, нежели костёр. Это было чем-то особенным, что Илайна старалась сохранить для себя, укрыть где-то в своей памяти, где реальность не сможет добраться до прекрасных воспоминаний, оставив их чистыми навсегда.
Трудно встретить по-настоящему хороших людей, знакомству с которыми ты был бы не просто рад, но и гордился бы. Но куда труднее было сохранить с этими людьми хорошие отношения на протяжении всего общения. Больше всего Илайну раздражали наезды на её скромную персону по теме, что она не пишет, не навещает. Нет, это вовсе не означало, что у неё так много знакомых, что она  порой забывает о ком-то из них. Просто большую часть времени девушка существовала где-то там, где нет места для чужих.
Погружаясь в себя, отдаваясь полностью тому миру, что она построила для своей души, дабы уберечь её от кровоточащих ран, Тинн забывала, что один из факторов, что сделал из человека разумное существо — это общение. Как бы не было тяжело, как бы не хотелось закрыться навсегда, нельзя прожить вне социального круга.
Это была та суровая правда, признавать которую упорно отказывалась Агнес. Она постоянно окружена чужими людьми. И как бы хорошо девушка с ними не общалась, а странная стена между ней и собеседником никак не желала исчезать.
Но всё это не являлось проблемой, когда дело доходило до Дженнифер. Росток из чистого горного хрусталя, похожий на ручей, спускающийся с ледяных хребтов, что звучал внутри неё, был доступен для них обеих.
Поговаривают, что любить людей лучше, чем не любить. Для Илайны этот вопрос всегда был спорным. Если бы все они были такими же понятными, как эта рыжая девушка. Тут не приходилось подбирать слова или стыдиться сказанного. На тебя не косились, как на полоумную и не считали маленьким, ничего не соображающим ребёнком.
Сейчас её голос был похож на колыбельную, под которую было так сладко засыпать. Голова Тинн как-то сама склонилась на бок, а веки стали чересчур тяжёлыми.
-Чувства так болезненны, - полустоном ответила Агнес, зажмуриваясь, пытаясь убежать от этого мира за темнотой в закрытых глазах.
-Как тяжело чувствовать, как тяжко жить. Словно постоянно танцуешь вокруг огня, чуть прикасаясь к нему. А в один момент ты понимаешь, что уже полыхают твои волосы, а от платья остался один пепел.
Именно умение чувствовать и размышлять делает из человека не просто животное, а какой-то другой вид. Природа, подарившая эти особенные возможности, вскоре осознала, что натворила. И тогда человек, чувствуя страх своей создательницы, постарался укрыться от неё за бетонными стенами, выстраивая вечные заборы, создавая оружия, которые способны уничтожить не только самих людей, но и мать тоже. Как должно быть больно смотреть за этими саморазрушениями любимого создания, без возможности помочь или повлиять на ход событий.
-Не бывает зла. Все за добро. Всегда. Думаешь те же самые Пожиратели Смерти, они за зло? Нет, они лишь следуют к своей праведной цели. А сколько в истории случаев, когда множество людей умирали по вине какого-то правителя. А он, оставшись в живых, добивался своего. Народ чествовал его как героя, забывая о павших. Так кто же теперь зло?
Вот она — причина, почему Илайна придерживалась нейтралитета. Сложно встать строго на одну сторону. У некоторых мысли и идеи вернее в одном деле, чем у других, и наоборот.
Жизнь слишком быстро меняется, крутясь вокруг всех и каждого, создавая своё личное торнадо из бесконечных нитей жизни и хаоса. Зачем уделять себя лишь одной возможности, когда можно попробовать захватить несколько сразу.
Тинн, которую растила не только мать-колдунья, не могла принять взглядов Пожирателей Смерти, которые они активно проталкивали в массы. Её матушка была странной, с большими причудами, чаще всего рассеянной и медлительной. И тут трудно сказать, благодаря чей именно заботе Илайна до сих пор жива: маггла-отца или чародейки.
-Что же тогда противоположность для ветра? - этот вопрос оставался без ответа. Девушка порой задумывалась о том, что для каждого элемента есть своеобразная точка стопа, там, где он сталкивается с силой, совершенно другой природы, чем своя. И эта точка позволяет существовать гармонии.
Илайна никогда не считала, что она может управлять ветром, как маг-стихийник. Но всегда было так, что именно он защищал её, дарил покой, радовал, успокаивал. Словно друг, которого она знала с детства. И с которым было всегда расставаться в душные дни, когда мысли становятся тягучими и липкими.
Дженнифер говорила действительно нужные вещи, которые по-своему успокаивали девушку, заставляя уплывать на волнах её голоса. Она почувствовала, как пальцы Гаскойн коснулись её ладони, легко, словно собираясь пустить едва заметный энергетически ток. Это ощущение понравилось Агнес на столько, что она улыбнулась и не отдернула руку, как сделала в любом другом случае.
Девушка отвыкла от чужих прикосновений. Каждый раз ей казалось, что вот-вот причинят боль, когда прикасаются к ней. И каждый раз обходилось без этого. Но это не особо успокаивало, как бы она не желала перестать бояться. А с Дженни ей было так спокойно, что она могла говорить об этом вечно.
-Все мы чужеземцы друг для друга. Я мало что знаю о твоём прошлом, традициях твоей семьи, ты не представляешь, как выглядят мои семейные вечера. Это нормально, так и должно быть. Мы такая нация, что закрытость для нас — это лучшая защита, - невольно Илайна и себя и подругу приписывала к англичанам, опираясь на было опыт общения с ними, - Это не делает тебя скучнее или хуже. Наоборот, сохраняет ту прекрасную изюминку, что привлекла моё внимание с первого взгляда.
Тинн не умела рассказывать о своих ощущениях, делиться эмоциями. Но каждый раз она пыталась передать Дженнифер хотя бы частичку тех мыслей, чувств, воспоминаний, что хранились в ней и по сей день о первом моменте их встречи.
Агнес не помнила точно, как это произошло. Лишь знала, что это было верное решение. Судьба не подвела, когда за руку подтащила молчаливую девчонку-полукровку к рыжей волшебнице.
-А ты не пробовала с ним поговорить? Ведь он, вроде как, по обмену, а значит не факт, что похож на остальных слизеринцев.
Темноволосый юноша, являющийся загадкой для всех... В чём-то Илайна понимала подругу. Когда-то она тоже любила фантазировать обо всём, заставляя себя верить в то, что воображение вот-вот оживёт и заставит тебя улыбнуться.
В какой-то степени девушка была рада, что ни одна из её фантазий так и не воплотилась в жизнь. Даже тот мир, в котором она пряталась в детстве. То, что с ним стало сейчас пугало Агнес на столько, что она перестала вытаскивать его из закромов собственной памяти. Говорят, что так теряют рассудок, уверовав в то, что все твои мысли — это одна большая ошибка. А она потеряла частичку светлого детства, пытаясь помочь тем, кто её об этом и не просил.
Ни разу Тинн не пожалела о том решении, как бы тяжело не было. Просто надо сказать, что те образы из детства оставили свой отпечаток, помогли получить жизненный опыт.
-Всё, что не делается — это к лучшем, - непонятно к чему завела новую тему Илайна, - Всегда ненавидела эту фразу. Она такая лживая. Каждое изменение — это боль. А боль никогда не бывает сладкой. Даже когда ты получаешь её от тех, кого любишь. Как можно радоваться боли от дорогого человека? Боль может заставить улыбнуться лишь тогда, когда является спасением для тебя.
Всем нужно во что-то верить, куда-то убегать от терзаний. Даже душевных и сердечных. Тинн всегда возвращалась к этому камину, в невидимые объятья Дженнифер, чтобы закрыться от всех тягот жизни.

автор: Royd Radford
отыгрыш: План "Бэ"
2014-05-05 13:17:23

Услышав заявление о желаемой будущей занятости одного на двоих дитёнка, Рэдфорд стремительно побледнел. В коленных чашечках закрутили свёрла, спинной мозг начал вибрировать, зубы – отбивать так непонятной пошлой ирландской песенки, а  перед глазами стояла страшная картина: мелкий-мелкий, пытающийся пришить обратно Ройду голову на место, и ласково (!) улыбающаяся (!!) его мамочка (!!!). Одно это едва не заставило и без того седоватого Рэдфорда окончательно перейти на кипельно-белый цвет волос, отрастить их до пояса, а бороду, такого же снежно-ватного цвета, отрастить до колен. В общем, ужас тот ещё. Не приведи Господи в жизни сбыться.

- Кх-кх, - закашлялся целитель, пару раз для профилактики стукнув себя кулаком в грудь. – Пусть вон… ну не знаю, грабит лучше банки, - повертел он головой, - чем доводит меня до преждевременной кончины.
Правда, соблазн Джемесоном, как всегда, прошел удачно.
- Знаешь, Литтл, если мне не изменяет память, то когда я согласился с твоим подобным предложением в прошлый раз, - Ройд тут сделал страшные глаза, - то ты мне потом младенца притарабанила с безапелляционным заявлением, что ребёнок – мой. Я уже восемь лет никак не могу расхлебать последствия своего малодушия, - пожаловался на несправедливость Вселенной маг чисто по привычке. – Ты же знаешь, Мелкая, - чуть не щёлкнул зубами целитель, - я устою перед всем, кроме соблазна.

Слушать Литтл, пытаясь не ржать во весь голос, было тяжко. Настолько тяжко, что Рэдфорд порой не сдерживался и глуповато хихикал, представляя себе красочный момент прибытия мистера Брауна в морг. Эммелин, как профессиональный рассказчик (ещё бы, столько лет болтает-болтает, а пациенты и не думают её перебивать), делала морду кирпичом и раскрашивала свои басни различными оттенками интонации номер три.
- Ну, знаешь, - чисто ради сбалансированности вклинился маг, - место и впрямь неподобающее, пусть и жопорукость является самой распространённой мутацией на планете.

Рэдфорд всегда ценил профессионализм. Пожалуй, именно поэтому он подсознательно был согласен со своим отцовством, экспериментами зав. Отделения отравлений растениями и зельями и трактатом Чарльза Дарвина. Последний всплыл в памяти только потому, что объяснить иным способом наличие тупиковой ветви эволюции в лице интерна было или невозможно, или требовало распития Грин Спот до конца (чему мешало наличие аж двух лишних живых ртов в морге).
Ройд сделал в уме пометку: теперь, ко всему прочему, к явлениям, за которыми можно было наблюдать вечно, причислился и легендарный профессионализм патологоанатома. Рэдфорд, восхищённо вздохнув, с довольной рожей сожравшего миску сметаны кота наблюдал за действиями ведьмы, про себя отмечая эффективность её действий.
Когда монолог Эммелин дошёл до вопиюще-прекрасного момента, и Литтл поведала несчастному пациенту о том, что она, оказывается, его патологоанатом, Рэдфорд непристойно заржал – у мистера Брауна глаза стали размером с золотой галлеон, и едва не покинули прописанное им природой место в попытке переместиться на черепо-стационарную орбиту.

- Н-н-не надо мистеру Брауну вставать! – припечатал на всякий случай целитель, прижимая одной рукой к себе бутылку виски, а другой фамильярным жестом возвращая пациента обратно на лабораторный стол. – Мы – не целители Отделения недуг от заклятий, не можем, - с нажимом, пытаясь одним зверским взглядом передать Эммелин своё негодование, произнёс маг, - с точностью сказать, каковы будут последствия даже самых примитивных движений. Эй, ты! – гаркнул Рэдфорд интерну. – Переправляй давай пациента на пятый этаж.
Но желаемого, как всегда, не случилось.
На последних словах Ройда мистер Браун как раз изогнулся, отодрал подбородок от стола, и повернул голову в сторону интерна. Последний, тихонько выдохнув «Аааааххх», побледнел пуще прежнего и театрально грохнулся в обморок.
Наступила мертвецкая тишина.
Три пары глаз с одинаковой дозой удивления воззрились на интерна, превратившегося в тряпочку.
Рэдфорд на полном серьёзе выдал:
- Теперь понятно, почему в морг не направляют стажёров.

- Господа! – раздался приглушенный голос пациента. Ройд вздрогнул: пациент. Говорящий. В морге.
Рассказать – не поверят.
- Я на вас в суд подам!
Рэдфорд моргнул, сделал глоток виски прямо из горла, передал бутылку Эммелин, повернулся к пациенту.
- Мистер Браун! Злой вы человек! Нам благодарность надо выписать за то, что мы… не отдали вас в лапы смерти! Использовали все свои профессиональны навыки, дабы сохранить вам жизнь! С чем вас и поздравляю, дорогой вы наш! – рьяно пожимая руку мужчине, продолжил целитель. – И так же хочу предупредить вас на будущее: никаких контактов с подозрительными артефактами! Никаких! Совершенно! Это, как сами понимаете, - дёргая то за один палец, то за другой в попытке проверить чувствительность, добавил маг, - чревато.
Ройд измерил пульс пациенту, покрутился вокруг стола, проверяя реакцию глаз на свет, удовлетворённо выдохнул:
- Жить будете.
Затем, немного сощурившись, прицельно запустил в интерна Эннервейт – тот слабо зашевелился.
- Хилые кадры у вас, господа, - пробурчал мистер Браун, пока Рэдфорд дожёвывал последний бутерброд с сыром. Эммелин, не утратившая наблюдательности, уже доставала очередную порцию закуски из крайнего слева холодильника.
Интерн принялся медленно, держась за стену, подниматься на ноги; Ройд по доброте душевной даже использовал заклинание, перемещая пациента на каталку.
- Только прямо в руки целителю, слышал? – резко обратился он к штрафнику. – Не стажёрам, а то знаю я вас, одноклеточных… Кхм, мистер Браун! – приседая на корточки, чтобы глаза целителя и пациента, всё ещё лежащего на животе, были на одном уровне, радостно провозгласил Рэдфорд. – Искренне рад знакомству! Возвращайтесь скорее – нам без вас будет катастрофически скучно!
С издевкой несколько раз хлопнув пациента по плечу, Ройд дал интерну знак подойти ближе, но в этот момент Эммелин захлопнула дверь холодильника и показалась всем троим, жующей не то кусок ветчины, не то обычную колбасу.
Видимо, действо, неправильно интерпретированное стажёром, было настолько шокирующим, что парень второй раз грохнулся оземь.
- Э! – воскликнул Ройд, и решил прибегнуть к самому эффективному действию. – Уволю!
Ноль реакции.

- Ну что же, - возвестил маг, поворачиваясь к патологоанатому и пациенту. – Предлагаю отпраздновать возвращение мистера Брауна в наш бренный мир. Так сказать, согреть его душу и тело. Чуть-чуть, - исправился под ястребиным взглядом патологоанатома волшебник, с помощью магии извлекая из воздуха обычный стакан и пластиковую трубочку для коктейлей.
- Во-о-от так, - наливая виски в стакан, сгибая трубочку под нужным углом и подсовывая напиток поближе к лицу пациента, ласково проворковал Рэдфорд. – Выпьем же за всё, - наливая себе и Литтл чуть больше, чем следовало, добавил он, - что хорошо заканчивается!

Перед тем, как опрокинуть в себя содержимое стакана, Ройд на всякий случай оглядел морг: на других столах было пусто. Он бы точно не пережил, если бы сейчас ещё какой труп решил самовоскреситься.

автор: Rachelle Gautier
отыгрыш: Sex, lies and scandal never take a vacation
2014-05-22 20:30:42

Еще, еще и еще, загнанные слабостью тела, но упоенные ощущениями, они как два ребенка, впервые севшие на метлу и обнаружившие, что небо – это их стихия, не могли оторваться от прежде недоступного восторга, с готовностью посылая к дементорам обязанности и обязательства. Вираж, еще вираж, безумный рывок наверх, курс на солнце, которое безжалостно слепит слезящиеся глаза. И остается только смежить веки и нестись, теперь уже вниз, но с не меньшим упоением, отчаянно рискуя разбиться. Безумству храбрых поем мы песню!

Страшнее всего было не окончательно погрузиться в это сумасшествие, а допустить, что оно может прекратиться навсегда, без проблеска надежды на долгожданное повторение. Антарес очевидно думал о том же, не только пытаясь насладиться любовницей впрок, но и облекая волнующий его вопрос в словесную форму.

- Это закончится, когда мы вернемся? - пожалуй, впервые он открыто позволил себе неуверенность, лишь подчеркивая, что они увязли друг в друге, словно в зыбучих песках, жарких и смертоносных.

- Это закончится раз и навсегда, если мы не прервемся сейчас… - в тон ему отвечает Рашель, но вместо того, чтобы разорвать контакт тел, снова направляет его в себя, погружаясь в водоворот страсти. Разве есть ей дело  до пропущенных сроков и  пустых обещаний, когда реальность оказалась куда ярче и интересней самых смелых эротических снов.

Через некоторое время, они совсем уставшие придаются томной неге, просто лежа в обнимку. Вейла покусывает любовника за ухо, прижимается искусственным членом к крепким ягодицам мужчины.

- А ты когда-нибудь пробовал… в пассивной роли? – вопрос задан в шутливой манере, но Готье блудливой кошкой трется об его спину, легко скользит ноготками по его животу и беззастенчиво – ниже, снова побуждая мужчину к активным действиям. Кто-нибудь другой скорее всего получил бы пыточное проклятие в ответ, но Рашель всецело уверена в своей безнаказанности, слишком очевидно тело Терри откликается на ее прикосновения.

Резкий, неуместный звук разрывает в клочья их замшевое уединение. Мадемуазель Готье пристально оглядывает комнаты в поисках его источника. Дребезжание исходит от позолоченного и инкрустированного перламутром предмета. «Кажется, эта штука называется телефон и маглы используют его вместо сов…» Абсолютной уверенности в своем знании нет, но она берет тяжелую трубку на витом проводе и подносит к уху, слушает, чуть заметно хмурится.

- Это портье, интересуется, будем ли продлевать апартаменты? – Рашель лукаво улыбается и водит пальчиками ноги по груди Гриндевальда, подбивая его ответить утвердительно.

автор: Stefan Nowak
отыгрыш: q o1.4 The war inside (квестовый)
2014-06-02 14:11:56
Беллатрикс рассматривала их с таким пронзительным пристрастием, точно это они должны были чему-то её научить, и она сомневалась в том, что они способны. И все её слова - холодные, хлёсткие, - просто заполняли пространство фоном к этому острому взгляду, полному тьмы.
Ну, по крайне мере, урок, проведённый этой женщиной, не будет потерей времени, чем-то сродни урокам Кэрроу, раз за разом переливавшего из пустого в порожнее свои познания в сфере тёмных искусств, ограничивающиеся весьма примитивными заклятиями, по большей части боевыми, направленными на причинение противнику наибольшего урона.
- ...я хочу узнать вас. Можете считать это перекличкой, - хмыкнула Беллатрикс, сложив руки на груди.
Зачем? - подумал Стефан, приподнимая бровь. И тут же сам ответил себе на вопрос: возможно, и даже очень вероятно, что цель Беллатрикс - не столько обучение, сколько изучение. Их. Как заявивших о своей лояльности, как молодой, свежей крови.
Как пушечного мяса?
- Полное имя, фамилия, статус крови, факультет и курс. Если переведены в Хогвартс, то когда и откуда. И коротко о том, почему вы здесь. Если пришли сюда отсидеться за спиной друга, оставаясь незамеченным, то зря. Я запомню каждого, поэтому думать надо было раньше.
Стефан нахмурился, восприняв последнюю часть речи как шпильку в свою сторону. Но он стоял в стороне не потому, что боялся. Он никак не мог совладать с раздражением, шершавым, занозистым, которое вызывала в нём вся эта ситуация: это душное, мрачное подземелье, чадящие факелы, огонь в которых чах от неизлечимой сырости, эти "соученики", ни один из которых, кроме Луческу и, как ни прискорбно это признавать, Долоховой, и может быть, ди Бандинелли, не стоил ломаного гроша. Эта женщина.
И её вопросы.
Стефан не любил отвечать на такие вопросы. Не любил предоставлять посторонним информацию, из которой они тут же примутся делать выводы, ничего общего с реальностью не имеющие. Он вообще не любил говорить что-то о себе, ведь что угодно, вывернувшись на изнанку, обратится досадной глупостью и засядет в чужих мозгах.
Стефан предпочитал огонь. Огонь был однозначен и неопровержим и говорил лучше сотен никчёмных слов.
- Начнём с двух молодых людей, покажите же девушкам пример, - Беллатрикс усмехнулась, и её взгляд скользнул по лицу Стефана, как быстрая, холодная гадюка, заставив его гадливо поморщиться.
Он промолчал ровно столько, сколько позволяла необходимая вежливость. Потом пришлось говорить, и Стефан сделал небольшой шаг в сторону, выходя в круг света и поднимая взгляд на лицо Беллатрикс.
- Стефан Ольгерд Новак, чистокровный, Слизерин, седьмой курс, - произнёс он бесцветным, ровным тоном, - Переведён из Дурмстранга в ноябре этого года.
Стефан снова замолчал, продолжая смотреть в глаза Беллатрикс, не мигая. Ощущать себя кроликом, съёжившимся перед лицом удава, ему не нравилось. Поэтому он запретил себе ощущать что-либо вообще.
- Я здесь потому, что не могу отказать себе в желании следить за этими мокрицами, которых тут по ошибке записали в змеи, наблюдать за тем, как они ползут, обжигая лапки, по пути Тёмных Искусств. Я здесь, чтобы вы, Беллатрикс, увидели меня и узнали, на что я способен - или наоборот, чтобы вы ничего обо мне так и не узнали. Я здесь, чтобы узнать новое. Научиться новому. Меня привела жажда знаний, будем считать так.

автор: Celestin Malfoy de Fantin
отыгрыш: Дуракам закон не писан
2014-06-18 14:41:29

- Чай заслужить надо, - заявил ирландец, заставив Фантена разулыбаться широко и малоестественно, - Французы точно ничегошеньки не заслужили, - и фыркнуть, выпрямляясь на стуле, – Впрочем, как и англичане.
Чай, однако, прибыл, и Рэдфорд не замедлил продемонстрировать, зачем ему понадобился чай - ради тары, конечно.
Фантен поморщился, наблюдая, как комнатный цветок поливают горячим чаем, и как чашку заполняют иным напитком.
- Знаешь, в чём вся прелесть жизни? Что главные поставщики моего хорошего настроения работают в этой же больнице.
- Чай, как по мне, приятней той мерзости, которую ты именуешь хорошим настроением, - сказал Фантен, чувствуя за поставленных Ройдом на своё заканальное материковое место французов в лице себя не то чтобы обиду, но потребность тоже кого-нибудь или что-нибудь опорочить. Хотя бы даже и виски. Тем более, на самом деле несусветная дрянь. То ли дело коньяк!
- Это для повышения концентрации и способности пробираться сквозь дебри твоего чудовищного Frеnglish, - пояснил Рэдфорд, лакомясь из чайной чашки жидкостью, распространявшей по палате удушливый сивушный смрад.
Жидкость пригасила пламя его усталой агрессивности, и на повестку всплыла "научная работа", ради которой Фантен, вроде как, и посещал старого знакомого в его вынужденной келье с завидным постоянством.
Никакую работу француз не писал, разумеется, и любопытством терзался несколько иного толка - именно оно побудило его захватить с собой тот самый чемоданчик, что сейчас покоился на его коленях. Фантен благодарно улыбнулся ирландцу, сообщившему между прочим, на какой стадии находилась "работа" в прошлый раз.
- Да! - произнёс он, как ему показалось, практически без акцента, - Вот, послушай, - возведя глаза к потолку и качнув ногой, Селестен продекламирован только что сооруженное, - Воздействие на поражённые участки мозга виски, выдержанным пять лет в бочке из-под испанского хереса.
Он осёкся, услышав слабое, но отчётливое завывание сирены и подобрался, когда в палату снова вошла давешняя медсестра.
Будто бы заклинание было настроено на произнесение слова "виски" - хотя, скорее всего, оно всё-таки реагировало на запах - благо, он наличествовал в такой концентрации, что впору респиратор надевать.
- Я чист, как белокурая девственница на алтаре в процессе ритуала жертвоприношения, - соврал Рэдфорд медсестре, - Вот он подтвердит, - и ткнул пальцем в Фантена, который в последний раз присутствовал на жертвоприношении в лохматейшем прошлом, да и в тот раз героиня действа была не просто брюнеткой -чернокожей, - дело было на Гаити.
Селестен пожал плечами: белокурая - не белокурая, но шли бы вы отсюда, любезная, мешаете очень.
- С моими интернами болтал? - поинтересовался Ройд каким-то резко протрезвевшим тоном, едва за девицей закрылась дверь.
Фантен обернулся, невинно вскидывая брови.
- Может быть, - пространно ответил он, подумав между прочим, что с этими ребятами болтай-не болтай, всё равно ничего интересного не выяснишь.
- Говорят, мол, тиран, деспот, диктатор… Вот, даже замели меня на пятый этаж, дело шьют...
Да, точно.
Фантен снова разулыбался, покачивая ногой и выстукивая рваный ритм по крышке своего чемоданчика.
– Ты бы как-то побыстрее сообразил, чем такое не лечится, - продолжил он, но, едва француз открыл рот, чтоб высказать своё мнение по поводу того, что лечение в принципе вряд ли предполагается, скорее уж контроль, прибавил, - И нет, в своих мозгах копаться я тебе не позволю.
- Что так? - поинтересовался Фантен слегка расстроенным тоном.
- Не то, что бы я не хотел предотвратить очередной рецидив своих милых каверзных бесчинств, но в моей голове всё – ну очень личное. Или ты, как настоящий француз, вуайерист?
- Какая у нас репутация славная, - хохотнул Селестен, стукнув раскрытой ладонью по чемоданчику, - Прям уж, ну чего я там не видел, скромник. А ну как я бы действительно отыскал зацепку, чтоб тебя избавить всех угроз, коим подвергается твой здравый рассудок? - встретив более чем красноречивый взгляд, он взмахнул обеими руками, отрекаясь от всех посягательств, - и, что было ожидаемо, смёл свой чемодан на пол.
- Пардон, - без раскаяния в голосе бросил Фантен, нагибаясь к полу за своим бездарно утерянным имуществом и пытаясь вспомнить, был ли слышен звон вместе со звуком падения, - Ну, может попробуем всё-таки? - он снова устроился на стуле, принимая самый невинный вид, - Я обещаю никому ничего не рассказывать!